думала, твоя работа – меня учить. Это не одно и то же.
По крайней мере, она не глупа.
– Справедливо. Но визитами к дорогой тете Айлин можно будет иногда объяснять твои поздние возвращения.
– Насколько поздние?
В голосе ее чувствовалось беспокойство. Что это, осторожность или лень?
– Много тебе рассказал декан Сэндоу?
– Не особо.
Она оттянула рубашку от живота, пытаясь проветриться.
– Почему ты так одета?
Он не собирался спрашивать, но ей было явно неудобно в застегнутой на все пуговицы черной рубашке с расплывающимися темными кругами пота под мышками, и выглядела она совершенно неуместно. Девушка, умеющая так гладко лгать, должна получше разбираться в маскировке.
Алекс только покосилась на него.
– Я очень скромная.
Не найдясь с ответом, Дарлингтон показал на одно из двух неотличимых друг от друга зданий из красного кирпича по обеим сторонам дорожки.
– Это старейшее здание в кампусе.
– А так и не скажешь.
– Его поддерживают в хорошем состоянии. Но его чуть не уничтожили. Люди решили, что оно портит вид Старого кампуса и хотели его снести.
– Так чего не снесли?
– Книги приписывают все заслуги кампании за сохранение памятников архитектуры, но на самом деле «Лета» выяснила, что оно несущее.
– Несущее что?
– Оно несущее в духовном смысле. Оно являлось необходимой частью старого ритуала, оберегающего кампус.
Они повернули направо, в сторону псевдосредневековой опускной решетки Ворот Фелпса.
– Так раньше выглядел весь колледж, – продолжал Дарлингтон. – Небольшие здания красного кирпича. Колониальные. Во многом похоже на Гарвард. Потом, после Гражданской войны, возвели стены. Теперь большая часть кампуса представляет собой россыпь запирающихся и обнесенных стенами фортов. Что-то вроде главной башни замка.
Отличным примером был Старый кампус – внушительный четырехугольник высоких каменных общежитий, окружающий огромный солнечный двор, вход в который был открыт для всех, пока не спускалась ночь, и ворота не закрывались.
– Зачем? – спросила Алекс.
– Чтобы отвадить чернь. После войны солдаты возвращались в Нью-Хейвен одичавшими. Большинство из них были холостыми, многие получили увечья в боях. К тому же прошла волна иммиграции. Ирландцы, итальянцы, освобожденные рабы – все искали работу в промышленности. Йелю все это было не нужно.
Алекс рассмеялась.
– Что тебя насмешило? – спросил он.
Она оглянулась на свое общежитие.
– Мерси – китаянка. Рядом с нами живет нигерийка. Плюс я, полукровка. Все мы так или иначе сюда пробрались. Со временем.
– Это была долгая изнурительная осада.
Слово «полукровка» показалось Дарлингтону опасной наживкой. Черные волосы, черные глаза, кожа с оливковым отливом – она могла быть гречанкой. Мексиканкой. Белой.
– Мать – еврейка, никаких упоминаний об отце. Но я полагаю, что он у тебя был?
– Никогда его не знала.
Здесь