ставишь?
– «Балабас», который у того фраера найду. Он второго дня «деревянное письмо» с воли получил. Что найду – на кон.
– Идёт.
Тусуется колода самодельных засаленных карт, теснятся вкруг стола блатари.
– Девять. И… девять.
– Себе… Масть – не лошадь, к утру придёт…
Эх!.. Перебор. Нет фарта!
Откинулся, лыбится довольный выигрышем игрок. Проигравший, да не свое, чужое, полуголый зэк, пошел ступая голыми пятками по земляному полу. Остановился возле нар.
– Слышь ты, на «пальме», айда сюда.
Со второго яруса нар свесилось лицо.
– Вы мне?
– Тебе, фраер драный. Прыгай воробушком вниз.
Спустился зэк, щурится, переминается с ноги на ногу.
– «Деревянное письмо» получал? Жинка, поди, прислала?
– Да, жена.
– Тащи харч вниз. Мне платить надо.
– Но это… это моя посылка. Для меня, – робко возражает зэк.
– А мне по… Была ваша, стала наша. Тащи, пока я тебя на перо не поставил.
Оглядывается блатной, лыбится, голыми пятками притоптывает – куражится перед дружками-приятелями, а те ржут, довольные спектаклям. Скучно им на зоне, потому что тепло и сытно.
– Кончай, лупоглазый, «сиськи мять», некогда мне, ножки стынут…
С нар из темноты зэки смотрят, зубы сжав – все сплошь фронтовики, которые пулям не кланялись, на штыки немецкие ходили… А тут молчат, словно воды в рот набрали. Встать бы, да припечатать этого урода, чтоб душа из него вон, но только блатные враз вскинутся на обидчика и на перья поставят, а того хуже, в параше утопят. Воровские законы на зоне – не человеческие.
Молчат фронтовики, глаза отводят.
Спустился «лупоглазый», протянул посылку. Блатной руку туда сунул, поворошил.
– Тю… схавал жеванину, фраер? Жадный ты, дядя! – Оглядел зэка с ног до головы. Ботинки заметил. Справные. – Скидай «колеса», ни к чему они тебе, ты не сегодня-завтра ласты склеишь, а моим ножкам тепла хочется.
Зэк испуганно замотал головой. Без ботинок здесь, в тундре – смерть.
– Ну ты чего, не понял? – Сверкнула в руке заточка.
«Лупоглазый» быстро присел, расшнуровал, скинул ботинки – без них, может, еще день-два прокантуешься, а коли перо в бок, так прямо теперь откинешься. Такая психология у зэков, что лучше завтра, чем сейчас. Минутой он жив…
Блатной взял ботинки, но даже надевать их не стал, пошел к столу.
– «Лопаря» на кон ставлю. Знатные «лопаря»…
Пошла игра, застучали о стол вырезанные из картона карты.
Перебор…
– Эх, где мой фарт?
Конец игре? Но, нет…
– Ставлю… – осмотрелся «Фифа», по столу ладонью хлопнул: – «Деда» ставлю!
И все притихли. И даже блатные. На нехорошее дело подписался «Фифа». «Дед» хоть и мужик, но уважаемый, самый старый в бараке, в бороде и очках, какой-то там профессор кислых щей, тихий – мухи не обидит.
– Слово, «Фифа»?
– В натуре. «Деда» ставлю! Век воли не видать.
– Ну, смотри!
Замер