малыша к груди, я аккуратно обхватила ладонью изгиб крошечной спины и низким шепотом принялась напевать вспомнившуюся песню, которой нас давным-давно учила мать. Плавная мелодия успокоила ребенка. Я прижалась губами к мягкому пушку на его макушке, глубоко вдохнула запах, и меня, точно жар, охватил прилив тоски.
Фиона наблюдала за мной, неподвижно замерев в дверях детской, в ее глазах блестели непролившиеся слезы.
– Я даже не могу унять его плач!
– Ты отлично справляешься, просто измучена. Иди, вздремни. Я тебя разбужу, когда он проголодается.
Однако сестра невидяще смотрела в пустую кроватку, словно меня и не слышала.
– Сколько же вопросов хочется задать маме… Она ведь сама справлялась. С нами двумя. – Фиона покачала головой. – Отец ушел через полтора месяца после твоего рождения. Даже не представляю… Мама – настоящая героиня, а я никогда… никогда не говорила, какая она… потрясающая… только сейчас… – Она растянула губы в подобии улыбки. – Я безумно по ней скучаю!
– Знаю… – прошептала я.
Появление Дрейка напомнило, что жизнь и смерть всегда идут рука об руку, обострив боль от утраты матери. Как бы она любила этого малыша! Укачивала бы, восторгалась бы крохотными розовыми пальчиками, одевала, раздевала, купала. Как бы она о нем заботилась! Стирала одеяльца, испачканные ползунки, пеленки. Готовила бы еду, забивала бы продуктами холодильник, выбрасывала мусор, складывала постиранные вещи… Она восхищалась бы ловкостью Билла в обращении с памперсами и стерилизатором. Она сразу поняла бы по виду Фионы, что та валится с ног от недосыпа и что ее послеродовая депрессия принимает серьезный оборот.
Она знала, каково быть матерью, поэтому выкладывалась бы по полной.
Я старалась, как могла, заменить ее Фионе, но каждый раз, когда брала Дрейка на руки, ощущала новый приступ тоски. Мне явно требовался перерыв. Однажды я складывала выстиранную детскую одежду, а Флинн вдруг забрал у меня гору белых шапочек, тонких кофточек и распашонок, сжал мои пальцы и сказал:
– Давай прогуляемся.
По извилистому тротуару мы направились в сторону пляжа и случайно вышли на крутую тропу, ведущую к небольшой скалистой бухте.
Место казалось знакомым. Перед глазами всплыла смутная картинка из далекого прошлого: пикник; красные кисточки расстеленного на песке покрывала; на покрывале сидит мать и, прикрыв лицо от солнца ладонью, любуется окружающими красотами. Мне даже вспомнились мокрые черные камни, открывшиеся после отлива.
По пути вниз Флинн сказал:
– Скоро и наша очередь наступит.
Просунув руку в задний карман его джинсов, я прижалась к его плечу.
– Уже год прошел…
– Наверное, пора заглянуть к доктору?
От подобного предложения я напряглась и слегка отстранилась. Впрочем, меня посещала та же мысль.
Достигнув дальнего края бухты, мы заметили на вершине скалы приземистый рыбацкий домик.
– Какой вид!
– Смотри, там вывеска! «Продается», – оживился Флинн,