перебежал дорогу, щелкнул пультом сигнализации, сел в авто и посигналил, отъезжая. Этот режущий ухо сигнал окончательно рассердил Ксению.
– Выпендрежник! – фыркнула она вослед «форду».
Глава 5
У Гены Явкина было три слабости: дед Василий, БМВ и кошка Матильда. Все трое Гену утешали. После разговора в кабинете главного Гена был безутешен. Ни БМВ, ни Матильда, ни дед Василий не помогли, и Гене захотелось напиться в стельку. Напиться, забыться и выбросить из головы язву Баркову. Этот ее взгляд всезнайки и задаваки. Отличницы, перфекционистки. Воображалы. В школе таким темную устраивали. Так бы ее и…
Гена затруднялся сформулировать, что именно он мечтал сделать с Барковой. Почему-то хотелось взять второго зама за плечи, прижать к стенке (в прямом смысле этого слова), держать так и смотреть, как она станет выкручиваться и извиваться. Хотелось увидеть, как в болотных глазах проступит… не страх – нет, Гена был гуманистом по природе, – а растерянность и удивление. А то смотрит так, как будто знает все наперед и не ждет от Гены Явкина ничего хорошего. «Неодобрительно смотрит – вот как», – Гена наконец дал оценку этому взгляду. Гена мечтал, чтобы Баркова зауважала его. Не за силу, а за ум.
– Ума у тебя, Генка, палата, – посмеивался дед Василий над внуком. – Надо что-то с этим делать. Так дальше нельзя.
Но то – дед. Деду все можно. Но Баркова же не дед! А Баркова насмехалась над ним и презирала его. И кажется, подозревала, что он, Геннадий Явкин, внук геройского Василия Ивановича Явкина, тысяча девятьсот тридцатого года рождения, кадрового офицера, бывшего летного инструктора в Южном Вьетнаме (подпольная кличка Яв Кин), не чист на руку. Если бы Баркова была мужиком, Гена знал бы, что делать, но к бабе его знания были неприменимы. Он выслушивал намеки, мрачнел и ничего не мог предпринять. Гене не приходило в голову, что он должен обелить свое честное имя, доказать свою непричастность к хищениям на фирме. С какой стати? Они же не в суде. В конце концов, для этого есть служба безопасности. В конце концов, дядька Санька, он же генеральный директор, он же родной брат матери, не поверит ни одному слову Барковой. Длительное время Гена и сам не мог взять в толк: а на что, собственно, намекает эта воображала, эта заноза Баркова?
Оказалось, он под колпаком у второго зама. Всего-навсего.
«Это же голимая чушь, – говорил себе Гена каждое утро перед работой, – чтобы до такого додуматься, нужно быть… Барковой». На фирме дядьки Гена чувствовал себя как у бога за пазухой. В свое время именно дядька воткнул племянника на строительный факультет университета, после университета натаскивал его, обминал в разных компаниях и на разных стройках. Потом создал свою фирму и Гену сделал начальником отдела снабжения. Гена не сопротивлялся, он вообще был непротивленцем.
Но сейчас в нем просыпалось новое, неведомое чувство, по описаниям схожее с самолюбием. О наличии самолюбия у себя Гена до сих пор даже не подозревал, а обнаружив, расстроился. Как будто он сдал кровь на анализ, а анализ показал, что кровь у Гены голубая. И что с этим делать? Незаметно в душу Явкина вкралась маета. Баркова лишала его покоя.