осмотрел стол, за которым сидели только мы с ним, и покачал головой.
– Давно вы беседуете с вашим застрелившимся другом? – спросил он, сочувственно улыбаясь. – И как давно говорите за него?
В моих ушах зазвенело в последний раз. Все то время, что я потратил на поиски, этот проклятый звон не давал мне спать как следует. Когда в помещении стреляют, удар по ушам такой сильный, что звон в них – это самое безобидное. Ну а когда на ваших глазах ваш друг пускает себе пулю в голову, и вы каждую ночь видите его в залитой кровью рубашке, звон может стать и хроническим.
Я вытащил пистолет, на который навинчивал глушитель под столом и направил ствол на Андрея.
– Никакого больше звона в ушах, – чувствуя себя довольно глупо, сказал я. – Я не говорил, что мой друг застрелился.
– Рома, Рома, – Андрей ласково улыбнулся. – А если я скажу, что знаю вашу историю из газет, это поможет?
– Вряд ли, – я пожал плечами. – Ты ведь этого не скажешь, верно? Ты скажешь мне то, что я хочу услышать?
– Что-нибудь серо-банальное типа «зачем»? – Андрей брезгливо пожал плечами. – Раз уж у тебя хватило ума организовать этот разговор, значит, можешь и сам догадаться.
Я молча смотрел на него, и эту игру в гляделки он проиграл.
– Я ведь был «железным ангелом», как и ты, – тихо сказал Андрей, даже не делая попыток пошевелиться. – Вот только если после нашей небесной жизни ты отправился по пути бытовухи, то я продолжил то, для чего мы стали железными.
– Начал убивать и доводить до самоубийства своих товарищей по оружию? – стиснув зубы, прошипел я. – Их жен, подружек… детей?
– Не просто убивать, – сказал Андрей, и в глазах его зажегся дьявольский огонек. – Убивать жестоко и безжалостно, долго пытать, прежде чем убить. Мученики ведь попадают в рай, верно? Этому нас учил наш полковой священник. Ну так вот эту сделку я и заключил. Отдал свою душу за то, чтобы мои товарищи и самые дорогие их люди попали прямиком в рай.
Я смотрел на него в немом ужасе. Даже не знаю, как описать те эмоции, что я испытал. Попробуйте представить, что перед вами оскаливший зубы бешеный пес, который уже готов вцепиться вам в глотку. Представили? Вот только мой пес сидел и молча сверлил меня глазами.
– С моей смертью все не закончится, – презрительно глядя на мой пистолет, сказал Андрей, и в его словах была такая сила убежденности, что я под ее напором чуть было не прикрыл глаза. – Ты можешь сейчас спустить курок, но после этого все станет только хуже. Помнишь ту яму, на краю которой мы стояли и стреляли в визжащую и копошащуюся на дне человеческую массу, чтобы отработать плату, полученную нами за тонну человечины? Помнишь ту выжившую женщину, которую ты отпустил, поддавшись глупой сентиментальности? И тогда, когда ты стрелял и когда не делал этого, внутри тебя уже ничего не изменилось, так как бездна – это просто темнота, которая никогда не меняется.
После этих слов воцарилась совершенно мертвая тишина. Я перестал, кажется, слышать даже тиканье его проклятых часов.
– В