правда кроме жалоб ничего не услышишь?
Но вот, на праздник увидал Камень подводу, груженную венками и гирляндами из цветов и трав.
– Какое счастье! Какая радость! Какой почет! – Нас никогда еще не украшали так пышно! – весело тараторили Колеса яркой подводы, приветливо улыбаясь Камню: – Пойдем с нами!
– «Наконец-то я слышу радостные слова!» – подумал Камень и подбодрился. Бедняга тяжко пыхтел от натуги, стараясь поспевать за счастливой подводой. Но вскоре она, пустая, покинутая, одиноко загрустила в старом сарае. Камень задумчиво смотрел вслед людям, унесшим гирлянды и венки.
– Можно ли так забывать, можно ли так покидать? – горько жалобились Колеса.
– Но ведь всю эту зелень и венки привезли не для вас, – сказал Колесам Камень, стараясь их успокоить. Есть ли смысл жаловаться?
– Каменное сердце! Разве ты утешишь? Разве ты посочувствуешь? – заскрипели Колеса, озираясь по сторонам: вдруг да кто-нибудь вместе с ними поохает. Но в ответ им только жалобно скрипнули стены ветхого сарая.
Тут Камень поднялся и пошел дальше.
Однажды, когда начался сенокос, промчались мимо путника Пчелы. Целый хор, голосистый, звонкий.
– Погодите! – крикнул им Камень. – К чему так спешить?
– Спешим на работу. Неужто не чуешь, Каменное сердце, ведь липы цветут! – на лету ответили Пчелы. Глянул Камень, а их уже и след простыл.
«Ишь, как ретиво на работу спешат, надо бы и мне какое-нибудь дело подыскать», – подумал Камень и прибавил шагу.
Пчелы сказали правду: каждый взгорок вокруг, каждая долинка, будто в золотом венке красуется. Вон та липа над самой пашней цветущие ветви клонит, а другая волну Даугавы по лицу гладит. А вон та пышная, раскидистая липа, вся в цвету, над рекой высится, на краю обрыва. Подле нее Камень и остановился.
Вокруг Липы неугомонные пчелы гудят, поют песню за песней. И про кувшин с медом, и про спорую работу, и про давнюю-давнюю их клятву хранить добро Липы и в зимние холода.
А Липа знай подставляет пчелам самые пышные свои ветви. Медовым духом весь берег затопило.
Послушал Камень пение пчел и спрашивает:
– Похоже, сестрицы, вы жалобных песен вовсе не знаете? Разве никто вас никогда не обижал?
– Жжжалобных? Обижжжал? – зажужжала Пчела. – Сестрицы! Вы только послушайте! Жжжжалобиться! Делать нам, что ли, нечего?
– Нашел, о чем спрашивать, – подхватила другая. – Да еще в самое горячее времечко, когда и по ночам работы хватает.
– Не сердитесь, сестрицы. Я же только спросил. Ведь мне день-деньской одни жалобы доводилось слышать. – Ответил Камень, и вдруг у него как-то странно дрогнуло сердце.
Запыхавшись, обдавая Липу знойным дыханием, примчался Ветер. То был другой Ветер, не тот, Июньский, трудолюбивый, а один из сыновей Грома.
– Каждый день буду прилетать, тобой любоваться. Славу о красе твоей разнесу по дальним далям, – пылко зашептал он Липе, раскачивая ее пышные ветви, но в следующее мгновение уже улетел без оглядки. На краю неба рокотал