не дождался. Хотя вроде язва с того конца была ещё та. И мужчина улыбнулся под камнями: пристрелили гада.
Его болтливый напарник выскользнул из-под камней – то ли бабье состояние проверять, то ли словом обмолвиться с незнакомым им ловким и смелым одиночкой. Вроде была их одежда на нём, человечья, с родной планеты даже, но по вышивке на форме так сразу и не поймёшь из чьего отряда.
Командир предпочёл отлежаться, изображая сдохнувшего или раненного. Да и тот, юнец болтливый его уже доконал за весь их поход. Ежели и застрелят – и ладно.
Но пожилой мужчина ещё долго не мог выровнять дыхание и унять сердцебиение.
«То ли плох стал, – уныло думал он, уже без телепатической связи, сам с собою общаясь, – то ли вывел меня из себя тот гад хвостатый. Да чтобы кианин – и лез в такую заваруху?! Чтобы так над врагами потешался, да им хамил? Люди могут. Молодые дурни. Но чтобы уравновешенный кианин…»
Вздохнул измученно.
«Но ежели прав тот гад, то аини у этого кианина должен быть каким-то бешеным. Вообще на голову больным, чтоб своему хианриа такое позволять! Нет… и аини бы безрассудного выперли, подвергнув всеобщему осуждению, и его хианриа, плюющего на устав. Разве что в другом отряде тайно выступил сын кого-то из Совета, а его придурошный родитель его глупости раз за разом прикрывал. Вот и взрастил такое чудо с детства. Но, ежели тот смельчак-одиночка – чей-то хианриа, то его аини с такой дурьей башкой долго на войне не продержится. Пристрелят заразу когда-нибудь. Когда-нибудь точно пристрелят. И ладно»
А тот, дерзкий, молодой, человеческий воин до девушки добрался. Жестом велел ей замолчать, осматривая раны.
Она всё-таки не смолчала, спрашивала, кто он, да из какого отряда. А кровь лилась из тела, не спешившего заживать.
– Приророждённая, – отметил наконец мужчина сухо.
– И что? – спросила та с вызовом, руки в бока упирая. – Да я знаешь сколько испытаний прошла, чтобы меня в этот поход пустили?!
Он, напряжённо оглядевшись, вдруг подхватил её, перекинул через плечо, придерживая за ноги. И, скользя, по необъяснимой траектории, направился к укрытию.
Девка визжала, хамила и пыталась его бить, но лицо мужчины оставалось непроницаемым. Потом она его, извернувшись, коленкой по груди пнула, благо ноги её торчали спереди. Он рукой её ногу прижал, сдавил больно – и она на несколько мгновений заткнулась, то ли поняв, что шутить с нею не будут, то ли выдумывая новую боевую стратегию. А он невольно рукою грудь свою задел. Напряжённо застыла рука. Провёл снова по рубашке, ощупывая, ногу её задевая.
– Эй, не смей меня лапать! – живо среагировала баба, приняв его жест исключительно за интерес к её ногам, обтянутым в плотные широкие штаны. – Я ещё лечь тебя не звала!
– Я и не хотел, – отрезал мужчина.
Вдруг сбросил её с себя на горную поверхность – она спиной приложилась и штаны ободрала на заднице. И, быстро оглядевшись, рванулся куда-то назад. К тому месту, где её подобрал. Потом к тому, где ему полу одежду подпалили. Внимательно вглядывался,