весь подъезд говорил он – ты не хорошо ко мне относилась.
– В смысле? – удивилась она
Он сделал вид, что не заметил ее вопроса и продолжал:
– Я все время чувствовал себя чужим в этом доме, нелюбимым тобой, как будто приобретенным тобой для мебели.
– Я тебя приобрела?
– Да.
– Как шкаф?– на всякий случай уточнила Наташа
– Да. Для интерьера.
– Миша, что ты говоришь? Это бред какой-то. Я ничего не понимаю
Она действительно ничего не понимала. Почему он ТАК говорит. Она к нему никогда не относилась как неодушевленному предмету, она наоборот его очень любит.
А Миша тем временем от намеченного плана не сдвинулся ни на шаг и продолжал громко говорить, чтобы все соседи слышали, что у них произошел скандал и, что он уходит от Наташи по ее вине:
– Вот поэтому мне пришлось полюбить другую.
Потом он с силой хлопнул дверью и ушел.
Вот теперь-то она наконец-то разозлилась. Разозлилась на него за то что он кричит не сколько от переизбытка своих эмоций и говорит глупости, не относящиеся к их прежним отношениям, а больше «на публику».
Наташе вдруг очень сильно захотелось, чтоб он не просто ушел, а провалился. Провалился если не сквозь землю, то хотя бы через все этажи их подъезда. Она даже это представила во всей красе, как он с грохотом приземлился возле входной двери в подъезд, ушиб себе ноги, руки и голову, (хотя это очень жестокое видение) – она одернула свое разыгравшееся воображение. И пусть ничего он себе не ушиб, но вот с нелепым и удивленным лицом посмотрит вверх через дыру в три лестничных пролета, отряхнется от штукатурки и известки, и пыльный, взъерошенный и грустный плетется в свою машину и…. поедет к своей любимой женщине.
Наташа от последней мысли опять пришла в состояние слезливости. Злость сменилась обидой и грустью, она уселась на пуфик в коридоре и горько-горько зарыдала.
Она ведь его всегда любила и отдавалась ему вся и все делала только ради него. А он что? Почему он усомнился в ее искренних чувствах? Почему говорит, что ему было плохо с ней? Почему плохо было в этом доме?
Она и для дома все делала, создавала уют, чтобы ему было хорошо и уютно. А он что? Почему?
Она даже не устроила ему скандал.
– Наташечка.
Дверь сначала отворилась и в образовавшемся проеме сначала появилась голова, а потом и вся тетя Маруся.
– Наташенька, деточка – тетя Маруся подошла и погладила ее по голове- не плачь, деточка, миленькая, не надо из-за него плакать. Не тот это человек, из-за которого нужно терять такие драгоценные слезки.
Наташа прекрасно понимала, что тетя Маруся теперь от нее не уйдет, пока не успокоит и от этого сочувствия совершенно чужой женщины ей стало совсем невмоготу, и она разрыдалась еще сильнее, с новой силой.
– Ох-ох-ох . Милое дитя, Наташенька, я тебе сейчас валерьяночки дам и чай успокоительный заварю. У меня есть. Я его иногда принимаю от бессонницы.
И Тетя Маруся – соседка, а по совместительству и хозяйка квартиры, которую снимали Наташа с Мишей, (а с данного часа