может заставить его опустить взгляд. Но целитель даже смотрел мягко, потом улыбнулся теплой открытой улыбкой и продолжил:
– Чтобы сбежать, бросив товарищей, а потом придумать в оправдание полнейшую небылицу, нужно быть не только трусом и подлецом, но еще и совершенным дураком. А это явно не про тебя. Думать ты умеешь весьма изобретательно, если вспомнить все твои шутки. Значит, у Девичьего родника случилось нечто иное, странное и страшное. У меня вряд ли получится в ближайшее время убедить в этом старейшин Совета. Но когда никто тебе не верит, а ты действительно не виноват, очень полезно знать, что кто-то все-таки в тебе не сомневается. Между прочим, твой кофе стынет.
Фарис удивленно глянул на чашку, неизвестно когда оказавшуюся у него в руках. Последние сутки обернулись невыносимо жутким дурным сном, от которого он никак не мог проснуться. И вот некто произнес те самые волшебные слова, способные его разбудить. Кто-то верит, что Фарис не трус и не предатель. Верит, что у Девичьего родника не было никакого шального отряда степняков, и Фарис ир-Джейхан не бежал, спасая свою шкуру. «Я верю, что ты не виноват». Что может сравниться с этими простыми словами, растопившими ледяной комок, в который превратилось его сердце?
Целитель, уютно устроившийся на низенькой скамеечке у очага, с легкой улыбкой наблюдал, как старательно Фарис отводит глаза, в которые, конечно, просто попал дым. Наконец, проморгавшись, он поднял голову и посмотрел на чужестранца.
– Ты сказал, что я тебе нужен, почтенный Раэн…
– То, что случилось однажды, может случиться и в другой раз, – уронил тот. – Я не знаю, как погибли твои спутники, но не хочу, чтобы кто-нибудь разделил их судьбу. Ты не знаешь, почему остался жив, но причина была, и, может быть, вдвоем мы сможем ее отыскать. А тогда старейшинам Нисталя придется признать, что их приговор был несправедлив. И будет гораздо лучше, если к этому времени ты все еще останешься жив.
– Я не надену ошейник ашара! – выпалил Фарис, вдруг поняв, что чувствует загнанный олень перед стаей собак.
– А тебя никто и не просит, – пожал плечами чужестранец. – Если ты не виноват, в наказании нет ни смысла, ни справедливости. Конечно, тебе придется пожить здесь, и не стоит рассчитывать на доброе отношение жителей Нисталя, но я – дело другое. Можешь считать себя гостем, Фарис ир-Джейхан. И, кстати, зови меня просто Раэн, если тебя это не затруднит. Не такой уж я почтенный, спроси кого угодно.
Сверкнув улыбкой, он поднялся и поставил свою чашку на стол.
– Между прочим, ты так и собираешься спать у огня? Возьми одеяло и перебирайся на постель, а твоя одежда пока просохнет.
Выйдя в другую комнату, целитель вернулся с толстым покрывалом и длинной шерстяной курткой, которую ловко свернул в подобие подушки и уложил на пол там, где только что лежал Фарис.
– Что ты делаешь? – осторожно поинтересовался Фарис, сидя на краю дивана и кутаясь в одеяло.
Никогда прежде его не смущала собственная нагота, если рядом случалось оказаться кому-то