уже почти не слышен. Ясу стало страшновато. Он сел на песок косы, покрытый тонким слоем теплой воды, обнял колени руками, положил на них подбородок, прищурился и посмотрел на закат – небо на горизонте уже окрасилось в тот нежный оранжево-розовый цвет, который позже он назовет цветом фламинго. И таким же цветом были окрашены макушки гор справа, на южных склонах Алатау, их общих с Киргизией гор.
«В минуты эти я люблю смотреть
на Гималаи – Будд земных владенья,
когда закатный диск, зайдя на треть
за Джомолунгму завершает день. Я
переворачиваю жизни старый лист.
И начинаю новый без волненья.
Я чист, красив и мудр, как горный лис,
и впитываю ток иных энергий».
В тот вечер Яс, конечно же, не знал и половины слов из этого стиха, который он напишет спустя четверть века. Он не то, что складывать стихи, а и читать пока что не умел. Его в этот нежный закатный вечер на берегу уже всем сердцем любимого им озера сейчас занимало вот что: почему взрослые не слышат голосов? Яс это точно знал, потому что спрашивал и у мамы с папой, и у дедушки с бабушками. А он и его друг Лёнька слышали. Яс приготовился смотреть, как солнце будет заходить за горизонт, и как исчезнет вместе с ним и солнечная дорожка на озере, и тепло в воздухе, останется только один цвет фламинго, да и то ненадолго. Но полюбоваться на это зрелище ему в этот вечер не пришлось. Потому что чуть дальше, примерно метрах в десяти, он вдруг увидел лежащего вниз лицом мальчика.
Сначала Яс лишь скользнул взглядом по нему, думая, что он просто тренируется не дышать под водой, и сейчас поднимет над поверхностью лицо, отфыркиваясь и сея вокруг себя сотни мелких брызг. Он даже вначале был очень раздосадован, что этот мальчишка, который, судя по росту, был немного старше его, будет мешать ему любоваться в тишине цветом фламинго над остриями гор. Но секунды шли, а мальчик все не выныривал. Яс уже совсем позабыл про свой любимый закат. Он, не отрываясь, смотрел на мальчика, ожидая, что вот-вот вдруг откроется фокус: мальчишка высунет из воды тонкую соломинку, улыбнется ему и скажет что-нибудь, вроде «что, дурачина, съел? Обманули дурака на четыре кулака!» и побежит по косе к берегу, высоко выбрасывая над водой свои пятки, чтобы вода не мешала его галопу. Но секунды шли, а он все не выныривал. У Яса что-то внутри опустилось вниз живота, как это бывало в его самом кошмарном сне, когда он стоит на перилах балкона и смотрит вниз на асфальт. Яс оглянулся в поисках кого-нибудь из взрослых, кто мог бы прийти сейчас ему на помощь, но кроме них двоих на косе больше никого не было: все веселились с Нептуном на пляже. Шестым чувством понимая, что мальчик уже не мальчик, Яс заревел от страха и жалости, сначала еле всхлипывая, потом все громче, и, наконец, в голос, надсадно. Не переставая реветь, на автомате перебирая ногами, он побежал к пляжу, где Нептун все еще веселил стар и млад.
Потом для Яса было черно-белое кино (все краски сильно вылиняли). Яс, уже