того, чтобы пресечь новый заговор заключенных, было установлено дополнительное правило: прогулки стали разрешены лишь в ночное время. В это же время заключенных стали подвергать издевательствам, поскольку тюремщики ошибочно полагали, что видеокамеры выключены.
После этого заключенные пали духом и стали требовать досрочно завершить эксперимент. Они прониклись навязчивой идеей всеобщей несправедливости. У тюремщиков, напротив, развитие событий породило ощущение вседозволенности и способствовало быстрому развитию садизма.
Так, один из охранников, который до эксперимента считал себя добрым и неагрессивным пацифистом, на пятый день записал в своем дневнике: «Я специально выбрал его (то есть заключенного) для оскорбления, потому что я просто не любил его… Этот заключенный отказался есть свои сосиски… Я решил ускорить его кормление, но он не хотел есть. Тогда я размазал еду на его лице. Я не мог поверить, что это сделал я. Я ненавидел себя за содеянное, но его я ненавидел ещё больше».
На шестые сутки эксперимент был приостановлен, поскольку учёным стало совершенно очевидно, что его продолжение может привести лишь к трагическим последствиям. Результат был налицо: эксперимент вызвал у образованных, воспитанных в демократическом обществе, психически здоровых молодых людей длительный физический и эмоциональный стресс.
Филипп Зимбардо, подводя неутешительные итоги эксперимента, написал: «Что наиболее удивляет в экспериментальной псевдотюрьме, так это легкость, с которой возникает садистское поведение у совершенно нормальных молодых людей и эмоциональная патология среди тех, кто тщательно был подобран по признаку психологической стабильности».
Подобный эксперимент никогда никем больше не проводился, поскольку совершенно ясно, что он неэтичен по своей сути.
Спроецировав ситуацию на положение в палестинском обществе, где детей с яслей учат ненависти к евреям и неверным, приучая наивысшей добродетелью считать желание стать камикадзе – шахидом, я, не будучи специалистом, позволил себе сделать предположение о том, что и в этом случае у детей сознательно выращивается эмоциональная патология. Более того, невольно напрашивается мысль о том, что такая патология неисправима, ведь с малых лет из них растят подонков и убийц, закоренелых преступников. Какое будущее может быть у подобного общества, которое по сути представляет собой организованную преступную группировку?
Вероятно, ослеплённые политикой политкорректности цензоры Фейсбука не в состоянии по – настоящему фильтровать информацию и разделять свободу слова от призывов к насилию. Я лишь заострил вопрос, который, как я полагаю, является одним из ключевых в ближневосточном конфликте: может ли общество, живущее по волчьим законам банды с элементами религиозного фанатизма, в принципе желать мирного сосуществования со своими соседями? А получилось, что вопрос я должен был поставить другой: а способно ли западное