в конце, связующая мир живых и последнее пристанище мятущихся душ, покинувших бренное тело. Скорее, трясущаяся хрень, в которой меня мотало туда-сюда, напоминала склад на колесах. Во всяком случае, пахло в ней именно складом, запах которого хорошо знаком любому военному.
Хорошо, что нет у меня морской болезни, а то обблевал бы все вокруг и катался в собственной блевотине. Неприятное занятие, особенно, когда ты умело связан по рукам и ногам так, что и пальцем не пошевелить. Профессиональная вязка сразу чувствуется. Дергаться бесполезно, только устанешь.
Наконец тряска прекратилась. Снаружи послышались шаги, и – о чудо! – свет в конце тоннеля все-таки появился. Только силуэт в нем был неправильный. Вместо крылатого архангела в квадрате двери обозначилась коренастая фигура Жилы, в целом похожая на шар для боулинга, водруженный поверх могильной плиты.
Торговец посветил фонариком.
– Надо ж, живой, – удивленно промолвил он. – А я уж думал тебя на мясо для собачек продать, пока свежий.
– Не стоит, – прохрипел я. – Пожалей животных, передохнут в мучениях.
– Хех, – ухмыльнулся Жила. – Он еще и хохмит. Значит, продадим не на мясо.
С этими словами он нырнул внутрь трейлера, ухватил меня за ноги и выволок наружу.
Я предусмотрительно прижал подбородок к груди и потому не долбанулся затылком вторично, а лишь довольно чувствительно, но в общем терпимо приложился лопатками об землю. Ничего, переживем, бывало и хуже.
Проморгавшись после кромешной темноты, я смог оценить окружающий пейзаж, кстати, довольно унылый.
Прямо передо мной торчала пулеметная вышка. Под ней – типичный советский контрольно-пропускной пункт, коробка из красного кирпича с окнами, забранными решетками. Перед коробкой дорогу перегораживал бруствер, сложенный из мешков. Хочешь проехать, изволь малым ходом съехать с дороги и трюхать себе по обочине. Понятное дело, ежели большое начальство пожалует, мешочный бруствер солдатики мигом раскидают, будто ничего и не было. Да только начальство редко в Зоне появляется, боится радиации, мутантов, явлений всяких гадостных типа того же «жгучего пуха» или «ведьмина студня». А еще сталкерскую пулю словить опасается. И еще неизвестно, чего больше.
За КПП виднелись довольно мощные сварные ворота, на одной из створок которых кто-то криво присобачил бело-синий дорожный знак со стрелками и двумя надписями: «Страхолiсся» и «Чорнобиль». Та, что «Страхолiсся», указывала прямо, та, что «Чорнобиль», – налево, и при этом явно врала. Карта Зоны у любого сталкера в голове сидит накрепко. Таблицу умножения наш брат вспоминает, лишь когда хабар перекупщику сдает, а вот что где в Чернобыльской зоне отчуждения находится, это мы помним круглосуточно.
Значит, это КПП перед въездом в поселок Страхолесье. Говорящее название… Много про это место слухов поганых ходило среди сталкерского люда, а вот что творится за усиленным армейским кордоном на юго-востоке от Чернобыля, доподлинно не ведал никто. Зато все знали точно – проще среди бела дня открыто пройти