Джек Лондон

Алая чума. До Адама


Скачать книгу

ряд на бревне, к себе на руки, затем на камешки, песчинки и, наконец, на пальцы Эдвина. Потом взгляд скользнул назад, в восходящем порядке – они силились охватить умом такое непостижимое количество.

      – Это очень много народу, дед, – неуверенно предположил наконец Эдвин.

      – Да, очень много народу – как песку на берегу, причем каждая песчинка – это взрослый или ребенок. Да, милый, и все эти люди жили здесь, в Сан-Франциско. И когда они приезжали сюда, на этот берег, их собиралось здесь больше, чем песчинок. Больше, гораздо больше! Сан-Франциско считался красивым городом. А там, за заливом, где в прошлом году находилось наше становище, жило еще больше народу. На всем протяжении от мыса Ричмонд до Сан-Леандро, на равнине и на холмах, раскинулся как бы один большой город с семимиллионным населением. Понимаете? Семь зубов… вот они семь миллионов.

      И снова мальчишки перевели глаза с пальцев Эдвина на зубы, сложенные на бревне, и обратно.

      – Мир был переполнен людьми. Численность населения Земли по переписи 2010 года составляла восемь миллиардов, да, да, восемь миллиардов – восемь панцирей от крабов. Не то что сегодня. Люди знали множество способов, как добывать пищу.

      Чем больше было еды, тем больше рождалось людей. В 1800 году только в одной Европе было сто семьдесят миллионов. Сто лет спустя – положи песчинку, Хоу-Хоу, – в 1900 году, там насчитывалось уже пятьсот миллионов, значит, к пяти песчинкам надо добавить один зуб. Это показывает, как легко стало добывать пищу и как быстро увеличивалось население. В 2000 году Европу населяло уже пятнадцать сотен миллионов. То же самое было повсюду. Вот эти восемь панцирей от крабов означают восемь миллиардов человек, которые населяли землю в то время, когда началась Алая чума.

      Тогда я был молодым человеком двадцати семи лет и жил по ту сторону залива Сан-Франциско, в Беркли. Эдвин, ты помнишь те огромные каменные дома, которые мы видели, когда спустились с холмов Контра-Коста? Вот там-то я и жил, в тех каменных домах. Я был профессором английской литературы.

      Многое из того, что рассказывал старик, было выше разумения его внуков, и все же они жадно слушали, стараясь понять события прошлого.

      – А зачем нужны эти каменные дома? – спросил Заячья Губа.

      – Помнишь, как отец учил тебя плавать?

      Заячья Губа кивнул.

      – Ну вот, в Калифорнийском университете – так назывались те каменные дома – мы учили юношей и девушек думать – точно так же, как я с помощью песчинок, камешков и крабьих панцирей растолковал вам, сколько людей жило в те времена. Учить приходилось многому. Юноши и девушки, которых мы учили, назывались студенты. Они собирались в больших комнатах, человек сорок, пятьдесят сразу, и я говорил им всякие вещи. Ну, так же, как сейчас рассказываю вам. Рассказывал о книгах, которые были написаны много лет назад, а иногда даже и в то самое время…

      – Так это все, что ты делал: говорил, говорил и говорил? – удивился Хоу-Хоу. – А кто же добывал мясо, кто доил коз, кто ловил рыбу?

      – Разумный вопрос, Хоу-Хоу, разумный