кружил голову и хотелось дебильно улыбаться неизвестно чему.
Уже у магазина мне позвонил знакомый, известный мачо, коварный соблазнитель, противник гондонов и защитник абортов, и растлитель юных, но совершеннолетних дев. Он если чуял, что где-то кому-то из женского пола исполнилось 18 лет, он тут же вострил лыжи и прочие органы и бежал срочно, словно и сам в первый раз, навстречу наивной невинности… В общем, он знал толк во всех этих прелестях, объятиях и легких касаниях.
Сейчас он остался без работы, без денег, в кредитах, с невыплаченной ипотекой. Он тоже хотел встретиться, обняться, крепко пожать руку и взять взаймы тыщ 30.
Но у меня не было денег, желания обниматься и даже выслушивать очередные истории внеплановых совращений. Но в этот раз знакомый не смог похвастаться перечнем новых жертв, а напротив – на чем свет стоит, крыл всех «деревенских девок», которые все как одна отказались одолжить ему хотя бы пять тысяч. А ведь он когда-то старался изо всех сил – водил их в рестораны, снимал номера в отелях, покупал подарки, и вообще – ввел их в удивительный мир разврата и наслаждений. И вот такая черная неблагодарность!
И тут я увидел шмелей. Эти толстожопые создания так уютно располагались в цветах тюльпанов, на клумбе возле поликлиники, что я застыл словно вкопанный среди этих невероятных жужжащих чудес природы.
Пошел дождь, и я поспешил домой.
Возле дома я встретил маму и ее очаровательную гиперактивную дочку, живущих прямо надо мной. Эта девочка прыгает у меня по потолку так, что у меня подскакивает чашка с чаем на моем компьютерном столе. Иногда она скачет практически у меня по голове мелкой сайгачьей дробью, а иногда – словно дикая кобыла – мустанг, который несется себе по прериям, пытаясь сбросить наглого седока.
Этот чудесный ребенок мог бы посоревноваться в топоте и производимом своим бегом грохоте, наверное, с Буцефалом, ну или, на худой конец, с лошадью маршала Рокоссовского. Но те известные кони уже обрели вечность, а наша девочка еще нет.
Сейчас ее мама у подъезда обнимала какую-то другую маму, которую давно не видела, и заставляла своего ребенка обнять сына своей товарки. «Обнимашки!» – кричали взрослые женщины на весь двор. «Мама, а как же вирус? А бабушка что скажет?!» – интересовалась эта уникальная девочка у мамы. «Вируса никакого нет, а бабушка…нас всех переживет!»– ответила родительница.
Уже дома я вспоминал шмелей, тюльпаны, солнце, предгрозовой ветер и запах сирени. И думал, что обниматься-то мне сейчас совсем ни с кем не хочется – ни с политиками, ни со звездами шоу-бизнеса, ни с мамой Буцефала, ни с самим Буцефалом, ни, тем более, с ее бабушкой.
Мне хочется стейка с кровью и спокойно сидеть дома, и еще чтобы, никакие кобылы, будь они даже все увешанные наградами, дипломами, не скакали бы у меня над головой.
Они и мы
Как же это прекрасно, что мы сидим дома и не знаем, сколько нам еще в нем сидеть! Наши организмы привыкают к новым условиям обитания и как могут,