Мария Ивановна работала в начальной школе учительницей. Молодая, красивая и сильная женщина родила очень трудно, а после родов здоровье её резко пошатнулось. Она заметно похудела, появилась слабость во всём теле, стала жаловаться на головокружение.
Мужики шли впереди, у некоторых были в руках лопаты. Они негромко разговаривали. Позади них под руки шли Мария, её мать Секлетинья Николаевна и две сестры – Анна и Ника. Шли они молча до самого дома. Только подходя к дому Мария сказала своей матери, что у неё очень кружится голова и ноги совсем не держат. Мужики, войдя в ограду, расселись: кто на завалинку, кто на лавку, а кто на ступеньки крыльца. Они молча курили и ждали, когда их позовут помянуть малютку. Женщины же почти все прошли в дом помогать в поминках. Секлетинья Николаевна с Анной и Ниной увели Марию в дальнюю комнату и уложили на кровать. По лицу Марии было видно, что она очень ослабела – лицо было бледное, а губы чуть вздрагивали. Анна, выйдя на крыльцо, послала своего сына, восьмилетнего Стёпку, за фельдшером Игнатом Кузьмичом Ковалёвым. Он был в их селе недавно, с полгода. В городе закончил курсы медиков и его направили в деревню. Надо сказать, что авторитета в деревне как медик он не заработал и люди в основном обращались к бабкам, которые лечили по старинке – травами, наговорами. Для самого́ же молодого Ковалёва за это время авторитетом стало пьянство. Вот и сегодня, придя на вызов в дом Ивана Григорьевича, он уже знал про поминки. Когда здоровался с мужиками, от него несло самогоном.
«Ну где больная?» – спросил он.
«Там, в доме» – ответил кто-то.
Ковалёв зашёл в дом, а один из мужиков сказал с усмешкой: «Этот вылечит со стаканом в руке».
Ковалёв, осмотрев больную, достал из своей медицинской сумки какой-то порошок, спросил полстакана воды и дал выпить микстуру больной.
«Вечером перед сном дайте ещё, организм ослаб, нервное перенапряжение. Дайте ей потом куриного бульона» – наказал он и вышел к мужикам на крыльцо. Вскоре позвали всех в дом на поминки.
После поминок мужики вышли на улицу, сели покурить, и вскоре один по одному разошлись по своим делам. Женщины, убрав со стола, перемыв посуду, тоже разошлись по домам. В доме остались только все свои. Анна с Ниной пошли в комнату к Марии, возле которой на стуле у кровати сидел её муж Григорий. Он после поминок дремал. Сёстры, подойдя к кровати Марии, удивились её перемене. Лицо уже не было бледным, а имело вид какой-то отрешённости, неживой строгости. Губы были плотно сжаты. Дыхания не было. Сёстры стали тормошить Марию, но она не подавала никаких признаков жизни. Григорий встал, наклонился к кровати и попытался приподнять Марию, чтобы посадить на кровать, но она была недвижима. Анна с Ниной закричали. В горнице, где были родные, все всполошились и ринулись в комнату. Григорий опустил голову Марии на подушку и заплакал. Её лицо всё так же было строгим, отрешённым, как будто она думала какую-то свою сокровенную думу. Секлетинья Николаевна