ни белого хлеба, ни компота из абрикосов, и даже нашего мутного супа тоже нет. Только мы стоим друг за другом, и тетя Таня с нами. Она тихо шепчет, что скоро все закончится, будем есть и играть, только не плачьте, постойте тихо, не шевелитесь – и все обойдется.
«Скоро все закончится».
Эти три слова повторяет наша тетя Таня каждый день. Как новогодний стишок, выучила и повторяет, чтоб не забыть. А война – не кончается. Хоть мы любим свою тетю Таню, но Анька говорит, что больше ей не верит и теперь так будет всегда. Я еще верю, очень хочу верить.
Они, эти люди, продолжают таскать ящики и говорят что-то на непонятном языке, мы не учили такие буквы, не знаем таких слов. Эти слова, они громкие, резкие и холодные. А еще эти пауки на рукавах.
Дед Матвей! Куда он подевался, куда мог уйти, на одной-то ноге, со своего любимого крыльца?
Я хочу спать, я хочу есть. Зачем эти люди завязывают нам глаза? Темнота. Чернее, чем кресты на самодельном календаре тети Тани. Может, все закончилось, и нам устроят пир, и мы будем играть. Но как они не понимают, что играть на голодный живот совсем не весело.
Я спрашиваю у тети Тани:
– Это игра?
Дрожащим, тихим, как будто не ее голосом она отвечает:
– Да.
Когда мы играли с тетей Таней, она долго объясняла нам правила, а из-за таких, как Сережка, приходилось повторять по несколько раз. А тут играть начали, а правила никто не сказал. Тихо-тихо. Вот сейчас кто-то хлопнет в ладоши и громко крикнет: «Игра началась»! Но пока тишина.
И вдруг, как гром, незнакомое слово: «Фойа!»
Хлопок, еще хлопок, еще один, еще, и свист, и треск разорвали тишину. В глазах темнота. Слышу, все побежали. Вздохи, визги, крики. Что это за игра? Крики какие-то не веселые. Страшные крики. И никто не смеется и не дразнится.
Летом мы играли в жмурки. Мне завязывали глаза и раскручивали в разные стороны. Пока крутили, все шикали и молчали, но стоило мне растопырить руки по шире, зарычать, как медведь в лесу, и начать охоту, со всех сторон начинали раздаваться радостные визги, и смешки, и обзывалки.
– Уже можно убегать и прятаться?
«Можно», – говорит кто-то внутри меня.
Я хочу бежать, а ноги мои не хотят – их приклеили к земле, или они сильно замерзли, замерзли насовсем. Я прошу их сделать хотя бы несколько шагов, очень прошу. Они слушаются, соглашаются. Я делаю шаг, еще шаг, но что-то сильное и твердое останавливает, забирается в меня и обжигает все внутри.
Я тихо опускаюсь на землю. Наверно, я проиграла. Ну и хорошо: игра закончена, уже скоро будут кормить. Стало тихо, слышу только незнакомые, уже не громкие, но резкие и холодные голоса.
Я лежу на холодной земле, мои руки и ноги очень тяжелые, хочу подняться – не могу. Наверно, от голода. Больно в животе и груди, трудно дышать. Я знаю: и это от голода.
Чирикают птицы. Это зяблики, мы видели их с тетей Таней у нас на дереве. А Анька сказала, что они позовут весну.
Стало