веке какой-нибудь Роберт Гвискар114, шестой сын неприметного барона, мог завоевать себе титул герцога и, фактически, основать королевство, то в семнадцатом шевалье д’Артаньян мог в лучшем случае самоназваться графом и надеяться, что Его Величество сочтет возможным не замечать эту маленькую вольность. К концу XVIII века в большинстве государств сословное деление достигло апогея. Среди развитых стран того времени, единственным исключением были Североамериканские Соединенные Штаты, где в силу колониальной специфики сословий не было никогда115, а республиканская форма правления только подчеркивала нетипичность ситуации116.
Пример оказался весьма наглядным. Оказывается, если просто посылать лорда к черту, мир не рушится. А, если делать это всем миром, то можно послать подальше даже короля.
Сначала этим занялись бывшие союзники американцев в борьбе с британской метрополией – французы. Самая абсолютистская держава Европы расправлялась со своей вертикалью власти долго, кроваво и дотошно117. Другие народы подошли к делу менее основательно, но в целом человек девятнадцатого века зависел от своего происхождения драматически меньше, чем восемнадцатого. Остатки сословного общества доконали две мировые войны, но уже к началу первой из них еврей-банкир или ирландец-инженер значили больше, чем обнищавший потомок древних герцогов с примесью королевских кровей.
Второй барьер, сметенный еще основательнее первого – географический. И здесь дело не только в расстояниях, сократившихся с долгих месяцев пешего пути до часов или суток паровоза и парохода. Дело в восприятии людьми внезапно возникших возможностей глобализации.
До XIX века подавляющее большинство населения, за исключением моряков, путешественников, и некоторых купцов, и военных, вело исключительно, невероятно оседлый образ жизни. Ну а куда мог податься босоногий крестьянин? И дело даже не в том, что идти предстояло пешком: немногие могли позволить себе верховую лошадь, не говоря уже о повозке. Предстояло тащить на себе еду, искать жилье и попутчиков. Это сейчас нам в дороге нужны деньги, деньги и снова деньги – до девятнадцатого века они играли гораздо меньшую роль, чем мы себе представляем. Средние века – время натурального хозяйства, но и после их окончания взносы крестьян зерном, шерстью и скотом во многих местах встречаются чаще денежного оброка. В современных книгах и фильмах феодалы сыплют во все стороны золотом и серебром, и даже у крестьянина всегда найдется при себе мешочек монет. В реальности наличие у бедняка всего «пары шиллингов» не означало немедленную голодную смерть: деньги нужны были только для того, чтобы приобрести что-то, что нельзя вырастить или выменять. Получить их тоже было непросто – для этого нужно было что-то продать, что в отсутствие торговых сетей и развитых логистических цепочек было серьезной проблемой. Раздобыть сумму, необходимую для путешествия, даже для вполне благополучного