шагами наборный, из уральских самоцветов, пол дворца-кабинета.
– Ты, как всегда – «с радостью»…М-да… Ну, что, там, у тебя ещё?
– Не пустили.
Не обращая внимания на президентские маневры у себя за спиной, Глава совсем уж непочтительно шлёпнулся в кресло. Он всегда чувствовал, когда «можно» и когда «нельзя». Сегодня было «можно». И, похоже, завтра тоже будет «можно». И, кажется, теперь всегда будет «можно». Такая, вот, наступает пора: вседозволенности. Для избранных. Ну, что-то вроде предсмертного братания. На пиру во время чумы, где все равны друг перед другом. По причине равенства перед «финишем».
Наконец, Президент застыл «в центре поля», опустив плечи и по традиции переглядываясь с полом. Явно не в позе сумрачного величия.
– Я понимаю, что краткость – сестра… брата… и всё такое… Но… Что: нет слов?
– Слова есть. По большей части – нецензурные.
Обычно лёгкий в общении и даже призываемый к серьёзности, Глава не улыбнулся.
– Если можно – без загадок.
Президент шлёпнулся в кресло и приступил к поеданию Главы. Пока только глазами.
– Итак: не пускают. Кто и кого?
– Кто? Люди «Структуры». Кого? Вначале «голосуев». А теперь и депутатов Госдумы.
– Предлог?
– Несколько. Один другого «убедительней».
Сейчас по сценарию должна была пойти усмешка. И она пошла, но какая-то ненастоящая. Не в манере Главы: ничего иезуитского, тем более, мефистофельского.
– «Метеоусловия аэропорта назначения» – раз. «Угроза масштабной эпидемии скотского гриппа»… это надо же такое выдумать… два. И, наконец, забастовка железнодорожников, в результате которой и этот вид сообщения с востоком… перестал быть видом сообщения – три.
Заслушав «некролог», Президент немедленно передислоцировался к окну, где и расположился спиной к Главе. Потому, что классика. Азы. Так требуется по роли. И все хорошие актёры – а политик обязан быть таковым – от схемы не отклоняются.
– Т-а-а-к, – хорошим трагическим голосом протянул он. В этом отношении вряд ли кто из публичных политиков мог с ним соперничать на равных. Он и давал трагедию, и по-настоящему падал духом лучше всех.
– Значит, они «сыграли на опережение»…
Взгляд его полинявших глаз медленно перекочевал на лицо соратника. «В дороге» он должен был набраться злости и раздражительности, но, видимо, не успел. Или нечего было набираться. Пришлось ему работать со своим лицом.
– А ведь я предупреждал тебя: опасную игру ты затеваешь. Опасную. Помнишь, что ты мне тогда ответил?
Президент захотел ядовито усмехнуться, но на полноценную усмешку не хватило яду. В итоге получилось что-то «кисломолочное».
– «Не ссы Маруся: я – Дубровский!» Я, мол, этих «ухарей» сорок раз вокруг бочки с водой обведу – и не дам напиться! Помнишь?
Признавая факт неуспеха, Глава кивнул головой. О Дубровском, тем более, о Марусе – да ещё в контексте таких пожеланий – речи, конечно,