у всех встречных афиш и киосков. Не забывал останавливаться и возле нищенок таджичек, ссыпая наличную мелочь в смуглые ладошки. При этом боковым зрением продолжал фиксировать улиточную тень «корейца». По опыту знал: следовать за гулякой на колесах нелегко. По идее, у филера теперь два выхода: либо выбираться наружу и топать на своих двоих, либо ползти черепашьим ходом, вызывая гнев и раздражение всех следующих позади машин. Однако «тест» проявил себя неожиданным образом. Поскольку обнаружился третий вариант – самый худший и удручающий. Но именно им воспользовались господа филеры. Потеряв терпение, «кореец» сорвался с места и уже через минуту пропал из виду. А еще чуть погодя Дмитрий разглядел его на стоянке возле «Шаолиня». Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: телефонный его канал эти «кулибины» прослушивают и просматривают. А значит, и конспирация Шебукина оправдала себя на все сто.
Шока Харитонов не испытал, однако некий морозец по коже все-таки прошелестел. Как ни крути, но чтобы свободно читать чужие «эсэмэски», нужно иметь особый доступ. Судя по всему, подобный доступ, у челяди Кнута имелся.
Не хотелось думать плохо о Семене, но в сложившихся обстоятельствах следовало соблюдать максимальную осторожность. Поэтому зайдя в кафе, Дмитрий сходу поднялся на второй этаж и, издали помахав сидящему за столом Шебукину, свернул к мужскому туалету. Там, в тесной кабинке, он скоренько ознакомился с содержимым переданной ему бумажки, после чего щелкнул зажигалкой, заставив листок с текстом сморщиться и почернеть, а после пропасть навсегда в клокочущем зеве унитаза.
Пробираясь к занятому Михаилом месту, Дмитрий едва не запнулся за ветвящийся по полу кабель. С тех пор, как он впервые посетил это заведение, количество столиков порядком умножилось. Зато и громоздкие мониторы сменили жидкокристаллические экраны, а вместо колонок тут и там над столами свешивались гроздья наушничков. Беспроводные технологии здесь, скорее всего, еще не появились, однако определенный прогресс все же был на лицо. Модернизация не тронула разве что разукрашенных иероглифами стен, и, конечно же, осталось на своем законном месте грандиозное панно, изображающее битву древних монахов с полчищами врагов-иноверцев. Сразу над картиной на алом полотнище золотистым стилизованным шрифтом была выведена сакраментальная заповедь самурая:
«Самурай должен помнить – помнить днём и ночью, с того самого утра, когда он берёт в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, и до последней ночи старого года, когда он платит свои долги, что он должен умереть…»
А чуть ниже панно обыватель мог ознакомиться с информацией совсем иного рода:
«В 1644 году всадники-кочевники маньчжурской династии Цин захватили Китай и разрушили знаменитый монастырь Шаолинь. В живых остались лишь трое монахов, уходивших в это время за провизией. Вернувшись, троица увидела только пылающие руины и пронзенные стрелами тела товарищей. Эти-то три монаха и основали первую «триаду» – «Союз Земли, Человека