быть, её соседи и друзья, вместо того, чтобы посещать высококвалифицированных специалистов советской медицины, ходят как враги народа через старый мост, через лес вековых акаций, пробираются заросшими тропками и языческими курганами к избушке бабки—колдуньи? Что ж теперь, следить, дабы роженицы не побежали к повитухе, что ребёнка сахарком выманивает, а к докторам—акушерам попали?
– Нет! – сказала Вера Ивановна себе вслух. – Не будет в моём городе ведьм и антисоветчины. Изживу Кручиху!
И не было в её словах ни лицемерия, ни наигранности и ни властолюбия, а только бесконечная преданность идее и вера в светлое будущее.
…Переехали мост через Реку. Милиционер, инспектор и верный Вере Ивановне молодой пристав Витя тряслись в тесной кабине грузовичка с открытым кузовом, выделенного горсоветом для нужд суда. Путь их лежал по нерукотворной аллее из огромных деревьев. На земле, веками топтаной тысячами ног, образовался ровный наст, который за слоем пожухлых листьев и огромных стручков казался асфальтом. Ехали в ряд на переднем сиденье, все они были ещё молоды, ни одному не было и тридцати. Инспектора сморило, и он безжизненно откинул голову на приоткрытое пыльное стекло дверцы, уронив при этом свою папку под ноги. Милиционер, сидевший посредине, заговорил первым.
– Что нас сюда понесло? Сдалась вам эта старуха. Никого не трогает, живёт себе смирненько… С нами служил один… Васька. Год, как мы последний раз с ним и приятелями соображали… Завёл себе бабу отменную, из деревенских, ну, кроме жены… А теперь что? Не пьёт, двойню родил, к жене вернулся. А говорят, она к Кручихе сходила. И это, думаю, не самое ещё дурное…
Витя лишь простодушно улыбнулся.
– Стыдно вам, товарищ лейтенант, в бабушкины сказки верить. Грошенко у нас всегда знает, что лучше для народа. А мы, исполнительная власть, должны, так сказать, приводить…
– Ага, как обратит, будешь, исполнительная власть, по лесу жёлуди из грязи пятаком вышкрябать…
Тут уж оба прыснули и больше к этому разговору не возвращались. Аллея кончилась домиком из белого кирпича. Огромная дубовая дверь висела на кованых петлях. Чувствовалось, что строению много лет, но выглядело оно опрятно и ухоженно. Витя пошёл вперёд; продирая глаза, следом сорвался инспектор, и не торопясь, последним двинулся лейтенант. Постучали несколько раз. На третий к ним вышла старуха в узорчатом платке, в длинной чёрной юбке в заплатках и с босыми ногами.
– Вот уж странно, да, – подумал Витя—пристав, – у нас в деревнях старики валенок и летом не снимают, а эта… – и приветливо сказал: – Здравствуйте, Варвара Богдановна!
– Все Кручихой зовут, и вы зовите також.
Из-за плеча Вити высунулся потерявшийся, было, в своей папке инспектор:
– А документ у вас какой-либо имеется, подтверждающий, так сказать, личность?..
– Докумен? – удивилась Кручиха. – Сейчас поищу.
Старуха скрылась в темноте своего жилища, а молодая исполнительная