Александр Юрченко

Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле


Скачать книгу

совсем зависть зелёная заела бы.

      Как с немцем говорить, Патрикеев не знал, хоть и хитёр. Посему Курицына при себе оставил. «Мол, к грамоте не способен, языкам не обучен».

      Разговор не складывался. Рыцарь от худого питания и морозного климата совсем сдал. Бормочет слова – еле рот разевает. А, может, гордость немецкая взыграла? Не почтил наместника вниманием. Смотрит в сторону, говорит мало и бессвязно, кашляет и через слово чертыхается по-немецки. Твердит одно: «Я посол императора Священной Римской империи германской нации».

      Курицын и так, и сяк ответы его смягчает, а всё же Иван Юрьевич обиделся:

      «Уж больно воду мутит немец. Меня на мякине не проведёшь».

      У всех были свежи в памяти злоключения посла медиоланского Тревизана, пытавшегося обмануть государя. Хотя прошло с той поры без малого одиннадцать лет, всем был памятен гнев Иоанна Васильевича. Досталось не только виновному, но и каждому, кто под руку попадался.

      – Не разумею, – бросил Патрикеев дьяку, отпуская Поппеля прочь, – с поручением он к государю нашему пожаловал, или без оного. Не знаю, что Иоанну Васильевичу и доложить! Пусть посидит пока. Может, измором возьмём?

      Фон Поппель совсем зачах. Уже месяц он в Московии. А до государя этой незнакомой страны так и не добрался. Неужто так горд и велик Князь Московский? Понадеялся на Фридрихову грамоту, да не возымела она должной силы. Вот и сейчас, после беседы со знатным человеком правителя Московии, снова остался в четырёх стенах. Узник он или посланник? Сам не может разобрать. Ни питания должного, ни ночлега в тёплой постели. Бросили подстилку из плетёной лозы как псу бездомному… Хорошо ещё печку исправно топят. Фон Поппель пододвинул подстилку ближе к окну, возле которого чадила облезлая лампадка на медной подставке. Снова закашлялся… Выглянул. У дверей стража выставлена.

      – Плохи дела, совсем плохи, – прошептал рыцарь немецкий и яростно сжал кулаки.

      Дверь скрипнула и без стука отворилась. На пороге стоял государев дьяк Фёдор Курицын, а для немца – большой человек, встретивший его на границе. Наконец-то снизошёл большой человек для разговора, причём, один на один. Значит, большую силу имеет.

      А караульщик-то не волен был пускать Курицына. Приставил пищаль к груди дьяка:

      – Не велено пущать.

      Хорошо, что знал его дьяк.

      – Ты что, Матвей? Своих не узнаёшь? Дознание секретное буду делать.

      – А бумага?

      – Вот тебе вместо бумаги, – Курицын показал кулак.

      Ох и прогневается Иван Юрьевич, когда дознается о ночном посещении. Нарушение этикета наиполнейшее. Ни писаря под рукой, ни свидетелей. А если государю донесёт? И сам Фёдор Васильевич убоялся смелости своей.

      Да что поделаешь, спасать немца надо. Совсем тот запутался. Как спрашивают, куда ехал, говорит, к Великому князю. А в грамоте не указано, безымянная она – ко всем государям мира обращена.

      Курицын переступил порог. Фон Поппель резко оборотился.