Оброненное мамой «как тогда» вонзилось в него стрелой неистового страха, омыло его мрачными, мутными водами воспоминаний. Он не сумел бы уже выдержать то грозное, безумное «как тогда», повторись все снова.
– Помогает? – спросил Аксель и, подавшись вперед, коснулся подушечками пальцев маминых коленей.
Кристин пожала плечами и вздохнула протяжно и громко. Рука ее медленно поднялась, легла невесомо Акселю на щеку. Большим пальцем она провела линию от его верхней губы к скуле. Еще год назад Аксель увернулся бы от материнских нежностей, нахмурился бы недовольно, как делают все мальчишки его возраста, когда избежать навязчивой родительской ласки не удается. Теперь же он тянулся к матери с безрадостной робостью, словно боялся, что она его отвергнет, словно знал, что не заслужил таких касаний, таких взглядов.
Когда руки Кристин легли ему на плечи, Аксель замер, сердце тяжело и громко скользнуло куда-то вниз, словно бильярдный шарик в лунку. Она обняла его крепко, опустив маленькую светлую голову на худое сыновье плечо. Аксель осторожно обнял мать в ответ.
– Хочешь посмотрим что-нибудь?
Кристин снова пожала плечами:
– Включи что-то веселое. Или что-то красивое. Что-то, что папа бы включил.
Когда часы показали почти девять, в заднем кармане Акселя завибрировал телефон. Звонила Йенни.
– Алло? – сказал Аксель, выйдя из гостиной, где уснула Кристин.
– Привет. Я хотела спросить… у тебя есть планы на вечер? То есть я имею в виду, на завтра… Завтрашний вечер.
– Да нет вроде бы. А что?
– Просто я хотела пригласить тебя на предпоказ фильма… в Мальмё. Завтра, в семь вечера. Извини, что звоню в последний момент, но просто мы с Луи должны были ехать вместе, и билеты я купила на двоих, но он сказал сегодня, что не сможет. Билет пропадает тогда. Но если у тебя есть другие планы, то так и скажи. Я все понимаю… – Она замолкла на мгновение, выдохнула шумно. – Это, наверное, самый большой минус того, чтобы иметь всего одного друга, – если у него меняются планы, получается, либо пропадают деньги, либо приходится идти, куда вы там собирались, в одиночку… а это обычно отстойно.
– Знаешь что, Йенни? Это был удар в спину! – воскликнул Аксель, сделав акцент на последнем слове – Как это у тебя один друг? А я кто тогда? То есть вот так вот легко ты своей твердой режиссерской рукой вычеркнула меня из списка друзей?!
– Нет-нет, ты не так меня понял… это не то, что я… – Она вдруг резко замолчала. Аксель затаил дыхание, вслушиваясь в шуршащую тишину. Мягко, голосом, едва превышающим шепот, Йенни произнесла: – Мне… я очень рада знать, что ты… ты считаешь меня другом. Ну… по-настоящему.
Аксель слышал, что она улыбается. Представлял себе эту улыбку – смущенную, яркую. Представлял ее раскрасневшиеся щеки, опущенные ресницы. И что-то неудержимо теплое, словно теннисный мячик, наполненный светом, запрыгало у него в животе, отскочило к самому солнечному сплетению и сильно врезалось в сердце.
– Я надеялся вообще-то, что это взаимно, –