что мне показалось, будто у него началась эпилепсия. Понятное дело, испугался мальчишка. Хотя, мы не такие уж и страшные, а можно даже сказать симпатичные. Или нет? Конечно же красивые! Иначе и быть не может! Я списала все на испуг от паралича.
Ну да, мало кому понравится, когда руки и ноги превращаются в деревяшки. Мне вот недавно не понравилось…
Чумазый парень походил на актера Александра Петрова, такой же скуластый и голубоглазый, вот только спутанные соломенные волосы доставали до плеч и явно были обрезаны ножом, а не ножницами стилиста. На теле худощавого и жилистого незнакомца трепетали непонятного цвета лохмотья, одна нога согнута в колене и подвязана так, что со стороны могло показаться, будто он одноногий инвалид.
– Сдается мне, что мы встретили одного из тех добропочтенных жителей Друмирии, который хочет вкусно есть и мягко спать, но при этом не прикладывать никаких усилий. Аферист, одним словом, – констатировал суслягух.
– У нас тоже такие попадались, в основном у церквей. Просили там милостыньку, а после на иномарках домой уезжали, – хмыкнула я. – Эй, дружок, насмотрелся на бесплатный стриптиз? Или ещё нет? Чего глазами хлопаешь?
– Марин, он же под заклинанием, – напомнила Агапа.
– Да всё равно. Глазами хлопать может, так и поболтаем, – я сдвинула брови, вспомнила всех киношных бандитов и выдала с хрипотцой Высоцкого. – В общем, слушай сюда, сявка беспонтовая, я говорю, а ты отвечаешь. Один раз глазами хлопаешь – это будет "да". Два раза – "нет". И старайся моргать отчетливо, с чувством, с толком, с расстановкой. Пока есть, чем моргать… Всё понял, шибздик фраернутый?
Парень тут же моргнул один раз.
– Ух, Марин, ты прямо как Пушок заговорила, – заметила Агапа.
Ну да, как же тут не заговорить – на лицо криминальный элемент, а они другой разговор редко понимают. Ох, послушали бы вы, как разговаривают полицейские, когда выходят из отделения, которое расслаблено расположилось неподалеку от нашего дома. Вот тут я бы категорически посоветовала мамашам купить беруши для детей, поскольку те могут передать в саду, а там эти «блатные» словечки расползутся по умам детишек и будут вызывать инфаркты у бабушек и дедушек.
– А ты чего молчал? – напустилась я на суслягуха. – Он же все наши разговоры слышал. Мог бы и предупредить о посторонних ушах.
– Ну, я… – замялся суслягух, а после обозлился. – Я вам не нянька! И вообще, чем быстрее привыкнете в этом мире оглядываться по сторонам, тем у вас меньше шансов оказаться в рабынях. Вот!
После эпического «Вот!» суслягух топнул ногой по пеньку и исчез.
Обиделся…
Ну а чего он? Видел этого шустрика с подвязанной ногой и ничего нам не сказал. Я не то, чтобы стыдилась своего тела, к тому же оно у меня помолодело с начала занятий в Академии на пятнадцать лет, но досада точила меня сильнее бешеных комаров. Так же бывает, когда ваш друг видит, как вам на кресло подкладывают острую кнопку, но не говорит, а после смеется вместе с «шутником». Это своего рода маленькое предательство, которое почему-то запоминается