занятие. В тот вечер Джулиан принес из дома какие-то бархатные шлепанцы, книгу в кожаном переплете и старую курительную трубку. Все это он разместил на куске узорчатой ткани на центральном столе. На первых занятиях Джулиан объяснял студентам значение тона, обучал их технике владения карандашом и углем, а сегодня принес с собой коробки с пастелью для их первого опыта с цветом, показывая классу некоторые простые приемы.
Джулиан как раз передавал студентам для вдохновения несколько копий пастелей Дега, когда у него за спиной послышался шум. Он обернулся и увидел, как поворачивается ручка входной двери. Моника отодвинула стул и пошла отворить дверь.
– К сожалению, мы закрыты, – услышал он ее слова. – Это частный урок живописи. Правда, еще не поздно присоединиться к нам, если у вас есть пятнадцать фунтов и желание попробовать.
Когда Моника вернулась к группе с молодым человеком, Джулиану стало понятно, почему она не прогнала его. Он не из тех, кого отвергают, подумал Джулиан. Даже оценивая критическим взглядом симметрию его лица и телосложение, Джулиан должен был признать, что этот посетитель великолепен. Смуглый, с темно-карими глазами, но с копной непокорных, непостижимо белокурых волос. И как будто этого очарования было мало, он приветствовал группу словами, произнесенными с австралийским акцентом, от которого повеяло взморьем.
– Все в порядке, ребята? Я Райли.
Моника взяла чистый лист бумаги и, освободив место, положила его на свой стол, после чего придвинула к столу еще один стул.
– Просто покажи, на что ты способен, Райли, – объясняла она парню. – Не считая Джулиана, мы все здесь любители, так что не стесняйся. Кстати, меня зовут Моника.
Все, сидящие в кружке, по очереди представились. Последним был Джулиан, объявивший свое имя с театральным поклоном и взмахом панамы, которую он надел тем утром в дополнение к кремовому полотняному костюму. В результате из панамы посыпались три сотовых. Ловким движением руки он подхватил телефоны, превращаясь из плантатора в вора-карманника.
Джулиан замечал, что каждый новый человек изменяет динамику и настроение всей группы, как это бывает при подмешивании к палитре нового цвета. Райли добавил желтого. Не бледно-желтого, как у примулы, не насыщенного желтого или цвета темной охры, а яркой, горячей желтизны солнечного света. Каждый студент казался чуть более раскованным, более оживленным. Софи и Кэролайн, две мамочки средних лет, всегда сидевшие вместе и обсуждавшие школьные сплетни, пока рисовали, повернулись к нему, как нарциссы к солнечному свету. У База был совершенно потрясенный вид, а Бенджи немного ревновал. Сам Райли, похоже, не отдавал себе отчета в том действии, которое оказывал на окружающих, подобно тому как камешек не видит ряби на воде, произведенной от его бросания. Райли сосредоточенно хмурился, глядя на чистую черную бумагу перед собой.
Софи прошептала что-то Кэролайн, кивая в сторону Райли. Кэролайн рассмеялась.
– Перестань! – сказала она. – Пожалуйста, не смеши меня. После