наше предательство каждой минуты от растранжиренной нами любви, за ползки по-пластунски под их ненавистные марши, за то, что они исковеркали жизнь и превратили ее в невозможку, за то, наконец, что мы были не мы, а пародия нас…
Она поперхнулась восторгом, взвыла придушенно и разревелась.
«Жизнь – невозможка. Какой точный сон! – размышлял огорошенный муж, подавая ей воду. – Та тоже питается гадостью и из кожи вон лезет, чтобы создать хоть какую-то красоту. Только, сдается мне, наша уже разучилась».
Кроме множества минусов, у карантина имелось одно преимущество: угроза погибнуть от заражения вирусом все иные проблемы сводила к нулю, в том числе и напряги с прослушкой.
Говорили в квартире теперь без опаски. Вот только слова оказались просрочены. В них будто вселилось прошедшее время. Прошедшее – не прожитое…
Мы опоздали, думал мужчина. Каждый из нас опоздал сам к себе. Оттого и живем в сослагательном наклонении: был бы, стал бы, сказал бы, хотел бы. А впереди – твоя тень, которой уже под тебя никогда не сточиться, потому что белесое солнце застыло плевком у тебя за спиной.
Поработив земной шар, пандемия шутя поделила людей на два типа. На тех, кто считал: «неплохо, что плохо везде», и на тех, для кого «то, что плохо везде, это плохо».
К какой из подгрупп отнести им себя, супруги не знали. По правде, им было начхать. Лишь санитарный дружинник по дому не проявлял безразличия к судьбе и, взыграв аппетитом, вовсю лопал мух.
– Хомячит в режиме 24/7. Прямо прорва какая-то. Не напасешься.
– Уничтожает носителей вируса. Пусть.
– У него от обжорства клешни огрубели. Ощетинился, как порося!
– Он всего лишь взрослеет.
– И рисует не так, как всегда.
– Ты чего до него докопался? Вполне адекватная живопись. Быть может, мазки стали шире, зато экспрессивнее.
– Малюет тяп-ляп за тяп-ляпом.
– Не придирайся. Он в творческом поиске.
– Твой Караваджо зажрался.
– Сытый художник – успешный художник.
Муж предъявил ей альбом.
– Если ты скажешь, что это красиво…
– Как по мне, симпатично.
– Красиво – вот это!
– Красиво здесь все.
– Пачкотня!
– Реализм.
– Не надоело стебаться?
– Я совершенно серьезно.
– Он же рисует уродство!
– Уродство.
– И это красиво?
– Правдиво. Он воплощает недостижимость.
– Недостижимость чего?
– Красоты, устремлений, любви. Наш питомец взрослеет.
– Он гонит фуфло.
– Или пытается выразить исчезновение подлинного.
– А раньше он что выражал?
– Его лебединую песню.
Мужчину цветок не простил.
– Он меня цапнул! До крови, стервец, прокусил.
Показал ей: ладонь под фалангой с обеих сторон усыпана алыми точками. Будто игольчатый валик прошелся.
Поковырявшись