разочарован.
Впрочем, казалось, ей польстили мои слова.
Я придвинулся к ней ближе. Увидел, как сильно бьется жилка на ее шее, как расширились ее медные глаза. Я протянул руку и взял один из золотисто-рыжих локонов, ожидая, что волосы будут жесткими. Как и она сама.
Но локон был шелковистым и ласкал кожу. Меня словно обожгло огнем.
Если бы я был склонен к самообману, я бы сказал себе, что чувствую совсем не это.
Но я построил свою жизнь и свое состояние исключительно на жесткой честности. К себе и к другим, чего бы это ни стоило.
Я знал, что хочу ее.
Она вытянула руку, словно хотела оттолкнуть меня, но, похоже, передумала, и это подняло ее еще на одну-две ступеньки в моих глазах.
– Ты не ответил на мой вопрос. Почему ты выбрал меня?
– Возможно, я настолько влюблен в фамилию Фитцалан, что с того самого дня, как встретил твою сестру, жаждал только одного – возможности породниться с твоим отцом. И ты должна знать, Имоджен, что я всегда получаю то, что хочу.
Она сглотнула.
– Говорят, ты чудовище.
Я был так поглощен разглядыванием ее губ, представляя, каково будет почувствовать их на самой голодной части моего организма, что почти пропустил, что и как она сказала. А главное, выражение ее лица в этот момент.
Словно она больше не играла в игры.
Словно она по-настоящему меня боялась.
А я посвятил свою жизнь тому, чтобы как можно больше людей боялись меня, потому что здоровый страх порождает уважение, и мне было все равно, боятся ли они меня, пока уважают.
Но почему-то мне не хотелось, чтобы это относилось к Имоджен Фитцалан. Моей невесте.
– Те, кто говорят, что я чудовище, обычно бедные неудачники, – сказал я ей, осознавая, что мы находимся слишком близко друг к другу. И все же ни она, ни я не двигались, чтобы увеличить дистанцию. – Им выгодно называть меня так, потому что от кого можно ожидать победы над существом из мифов и преданий? Поражения не имеют значения, если перед вами монстр, а не человек.
Она изучающе смотрела на меня.
– Значит, ты хочешь быть монстром. Тебе нравится это.
– Можешь называть меня как хочешь. Я все равно женюсь на тебе.
– И снова тот же вопрос. Почему на мне?
– Почему тебя это так волнует? – Я не стал бороться с желанием взять ее за подбородок. Она, хоть и замерла, не отпрянула. – Я знаю, что ты всю жизнь готовилась к этому дню. Какая разница, я это буду или кто-то другой?
– Есть разница.
Ее голос был яростным и тихим одновременно. И в ее прекрасных глазах тоже светились эмоции, хотя я не мог понять, какие именно.
– Твое сердце занято? – спросил я. Во мне пробудилось какое-то новое чувство. – И поэтому ты осмелилась прийти ко мне?
Это потому, что она моя, сказал я себе. Вот почему я почувствовал этот нехарактерный для меня приступ собственничества. Я никогда не испытывал ничего подобного к женщине, это правда. Даже к Селесте, хоть и хотел в свое время вернуть ее.
Да, я хотел Селесту.
Но совсем иное – знать, кто по праву твой.
Имоджен