Будете кушать суп или коклетки и пальчики облизывать, ага, – сказал мужик и подмигнул Анхен.
Она покосилась на сестру в предчувствии. Так и есть – Мари была готова разрыдаться прямо здесь и сейчас, в самом людном месте Петербурга. А то и в обморок упасть. Боже, как неловко, как стыдно!
– Мы берём, – решительно заявила Анхен.
– Вам голову отрубить? – спросил мужик, довольный тем, что покупатели даже не торговались. – Извиняйте, барышни. Не вам, само собой, а крольчихе.
Мужик хлопнул себя по лбу. Дурья башка, несёт что попало.
– А могу и освежевать, – подобострастно предложил он. – Я мигом, перчатки не успеете снять.
– Не надо! – хором воскликнули сёстры-близнецы.
Домой они возвращались тогда с разными чувствами: Мари счастливо прижимала к себе чёрноухого пушистика, Анхен шла, нахмурившись. Средств у них хватало только на продукты, а она все деньги спустила на спасение крольчихи. Или всё же на спасение Мари? А ещё на будущей неделе нужно заплатить молочнику, булочнику и мадам Вислоушкиной. Их учительского жалования с трудом хватало на расходы. Акулина как всегда ворчала.
– Ишь, чего удумали, животину спасать. На то она и бестолковое существо, чтобы на сковороде тушиться. В сметане. С картошкой. С луком. С грибами.
Старушку никто не слышал и не слушал. Только крольчиха косилась боязливо. В квартире они устроили животному домик из старого ящика, поставили ей миску с водой, насыпали немного зерна, накрошили ботвы.
– Странная она, – заметила Анхен, наблюдая за животным.
– Почему это? – возмутилась Мари.
Первые дни она не отходила от нового члена их маленького сообщества – играла с ней, тискала при каждом удобном случае, даже про свои любимые книги позабыла.
– Не любит она, когда берёшь её на руки ты.
– А ты её вообще не берёшь, – парировала Мари обиженно.
– Ей надобно, чтобы чесали лоб.
Крольчиха встрепенулась при этих словах, избавилась от Мари, прискакала к Анхен, потёрлась о её ногу. Художница наклонилась, животное тотчас же пропихнула носом её руку ко лбу. Барышне ничего не оставалось, как его почесать. Сама догадалась, вот и поделом.
– Какой взгляд у девочки нашей! Скорее посмотри! – воскликнула Анхен тем же вечером.
– Взгляд как обычно. На что тут смотреть? – спросила Мари.
– Неправа ты вовсе. Необычный он такой, загадочный, как будто что-то ведает она, чего не ведаем мы. Как у Джоконды!
– Как у кого? – переспросила Мари, нахмурившись. Опять сестра что-то напридумывала, а крольчиха теперь трётся у её ног. Вот всегда так!
– Картина итальянского художника Леонардо да Винчи. Портрет госпожи Лизы дель Джокондо. Неужели ты позабыла сие творение?
– Ничего я не позабыла. Я и не помнила сие, – буркнула тогда Мари.
С тех пор Джоконда признавала Анхен за мать – ластилась, приглашала к грумингу – прижималась грудью к полу и вытягивала голову, прижав чёрные уши к спине – чеши и гладь!
Ростоцкие