люди весьма и весьма неглупы, – задумчиво сказал Гольдберг. – Ищи чудинку. Снова шах.
– Я это учту, – сказал Бобров, уводя из-под шаха черного короля, и в этот момент позвонили в дверь. – О! Суши, наконец, привезли!
– Тебе, кстати, через три хода мат.
– Да бог с ним.
– Я же говорю: ты сегодня в расстроенных чувствах.
Бобров расплатился за суши и, поставив на стол пакет, с нетерпением стал разрывать упаковку.
– Деньги спрячь, я угощаю. Оставишь колбасу в уплату долга, – предупредил он Осины возражения.
– Как скажешь. И все-таки, что ты решил? Когда свадьба?
Бобров не знал, что ответить. Сначала он должен был видеть Нинины глаза. Без них он был как слепец без собаки-поводыря, не знал, куда идти, и почему он вообще до сих пор живет в Чацке.
Завтрашний день все решит. Но для этого надо съесть суши и допить водку. И после этого лечь спать. И Гольдман все понял, потому что о свадьбе в этот вечер больше не говорил.
Глава 3
День, который назначил себе Бобров для счастья, полностью этому соответствовал. Прекрасный, солнечный, почти по-летнему теплый, вот каким выдался этот субботний майский день, хотя пока все спали, солнце своими ручищами-лучами словно бы вспороло гигантскую перьевую подушку. И на выкрашенное синим стекло повсюду налипли перья. Небо все было в перистых облаках, но день выдался безветренный, и все они оказались, будто приклеены.
Бобров выехал пораньше, чтобы купить Нине цветы. Пока ехал, раздумывал, стоит это делать, или поступить традиционно: просто дать Анне Афанасьевне деньги. Поездив с месяцок к Зиненкам, Бобров подумал, что злоупотребляет их гостеприимством. Либо ездить надо пореже, либо как-то это компенсировать. И он предложил Нининой матери деньги, смущаясь и бормоча:
– Извините, Анна Афанасьевна, я совсем не умею вести хозяйство. Вечно покупаю к столу что-нибудь не то. Вы уж сами.
– Жениться тебе надо, Андрюша, – ласково сказала та и проворно спрятала деньги в кошелек.
Вот с тех пор и повелось. Бобров еще не был женат на Нине, но уже фактически оказался в зятьях, потому что регулярно давал ее матери деньги.
Когда в банке начались кражи, он невольно задумался: а на что живут Зиненки? Жили они в Шепетовке, в частном доме, по меркам местных нуворишей, скромном. Скромнее не бывает. Но все равно: в доме было два этажа, да две террасы, да курятник, да сарайчик для живности всякой. Семья у Зиненок была большая: Григорий Иванович с Анной Афанасьевной и пять их дочерей: Мака, Бетси, Шурочка, Нина и Кася.
Старшая, Мака, была невероятно толста. Ей уже давно перевалило за тридцать, но она нигде не работала, точнее, работала от случая к случаю и была для семьи обузой. Бобров не так давно с удивлением узнал, что по паспорту Маку зовут Дианой. Диана Григорьевна. Но и у него язык бы не повернулся назвать это чудище хотя бы Диной. Прозвище Мака было из детства. Первенец Зиненок рос невероятным обжорой. Девочка ела все подряд, и остановить ее было невозможно. В особенности