мне обильно глаза, мед в середину попал, глаза печет, по лицу расплылся, утереться нечем, а матушка повторяет: «Лампадку заправляй». Пытаюсь заправить, но ничего не вижу, трудилась, кое-как зажгла.
В 12 часов ночи говорит мне: «Иди домой, утром придешь». Я испугалась: да как же я ночью-то доеду! «Ничего, довезут. Не бойся!» Пошла я смущенная. Чтобы это могло все значить? Вышла из леса – автобус стоит. Доехала до конечной остановки – троллейбус меня ожидает. Итак, нигде не задерживаясь в два часа ночи, я была дома. А утром еду к матушке. Прихожу к ней, а она меня спрашивает: «А где твои очки?» Тут только я спохватилась, что я их у матушки на окне забыла. Да они мне уже и не нужны были, – я стала хорошо видеть. «Ну, выпускай курочек», – снова день полон забот, трудов, встреч с людьми, но уже без очков. До сего дня я очков больше не ношу.
Вечером, когда ложились отдыхать, матушка подняла рубашку и показала свое тело, оно было черное, и говорит: «Меня ночью так били бесы!». Вот какую цену она платила за наши исцеления! Отправив меня, ночью домой, она сама осталась бесам на истязание.
Шла как-то к матушке, читала Иисусову молитву и сбилась со счета. Захожу во двор, а матушка мне кричит издалека: «500 Иисусовых молитв прочитал».
В храме на Демиевке шел молебен. Отцу В. люди передавали записочки с деньгами, батюшка, принимая записочки, кланялся и говорил: «Спаси, Господи!». Матушка сидела на своем обычном месте, на низеньком стульчике у иконы Первоверховных Апостолов. После молебна проходит мимо батюшка, а матушка ему навстречу: «Спаси Господи, да спаси Господи, а 31 рубль – в кармане». Пришел о. В. на обед и говорит: «Подумайте, какова Алипия! У меня оказался ровно 31 рубль! Все деньги в моем кармане посчитала». Такой точный счет был у матушки. До этого о. В. в прозорливость матушки не верил.
Но большие неприятности случались с теми, кто смеялся над нею, сомневаясь в ее благодатной силе, от Бога являемой, или вообще не верил ей. Даже священники терпели скорби и болезни, теряли свои приходы и были гонимы. Со всех сторон великой нашей Родины ехали люди к этому хрупкому благодатному светильнику: архимандриты и настоятели монастырей, монахи и мирские, высокие начальники и простые труженики, пожилые и молодые, юные и дети, больные, скорбные и гонимые. За день, бывало, приходило к матушке по 50—60 человек. И всех матушка Алипия принимала с любовью, хотя прекрасно видела каждого, – что он в себе принес: веру, любовь, любопытство или зло. Но в ее сердце умещались все, каждому она знала, что и как сказать, кого исцелить компотом или кашей, а кого мазью или вином. Своих духовных чад никогда не благословляла делать операции, особенно полостные.
Я страдала желудком, по 4—5 дней не было стула. Сидим, однажды, за столом, а матушка налила мне большую миску полную борща.
– Матушка, да я не съем столько.
– Ешь, тебе говорю.
– Ослушаться матушку нельзя было никак. С трудом съела борщ, а она мне еще столько же каши положила. Я уже