авное, чем отличался городок Архиповск от того же Екатеринбурга или, скажем, Челябинска с Тюменью, это ласковым солнцем и обилием дешевых фруктов. Крым ломился от наплыва туристов, хватало гостей и на российском Кавказе, а вот в Грузию отдыхающие по старой памяти соваться не спешили. Еще свежи были воспоминания о грузино-осетинских дрязгах, о кровопролитных стычках с той же Абхазией и взрывах на многострадальных рынках. Кроме того, на горизонте маячил новый конфликт – на этот раз уже с вольнолюбивой Аджарией, что снова било по карману хозяев садов и полей. Сотни тысяч тонн персиков, мандаринов и слив приходили в негодность, не дожидаясь своих едоков. Продавать выращенный урожай было решительно некому. Впрочем, компанию Жорки Гуслина это вполне устраивало. В морозной России бомжеватым воровайкам приходилось туго, зато на Кавказе они обрели подлинную свободу. Практически забыли о пустом желудке, и даже когда над головой не находилось крыши, от холода не страдали. Правда, и пристрастиям своим по-прежнему не изменяли. Вкусное кавказское вино пить так и не приучились, оставшись верными водке…
Скверик был как скверик – с памятником какого-то кавказского революционера, с неказистым, окруженным кустами акации фонтанчиком и обязательными нищими. Такое уж это место – сквер, что для попрошаек лучше пастбища не придумать. Тут тебе и бесплатные чинарики, и брошенные бутылки, и последние политические новости, и живая эротика за ближайшими кустами. Нынче, правда, для эротики было рановато, но местные часовые в виде бабулек с авоськами на пост уже заступили. Именно здесь команда Жорика решила немного передохнуть. Свист с Шорохом, понятно, не устали, а вот сам Жорик едва волочил ноги. Грустная это вещь – паленая водка, особенно если пить ее в чрезмерном количестве. Но в эти дни у Жорки была особая причина. Мент, связавшийся с ним по сотовому телефону, рассказал о смерти в далеком Екатеринбурге родного брата Степана Гуслина. Дело, кажется, самое обычное, но необычным оно оказалось для предводителя маленькой команды. Известие не просто огорчило Жору, – оно потрясло его и раздавило. Как оказалось, брата своего он обожал. Это было чувство из того редкого разряда, когда говорят, что любят больше жизни. Собственно говоря, жизнь свою Жорик давно уже ни во что не ставил. Учеба, работа, незадавшаяся семья – все давно кануло в лету. Одно только и оставалось у него в мире – это связь с братом. Пусть нечасто, но они перезванивались, бывало, что и ругались по телефону. Обычно Степан пенял брату на непутевую жизнь, Жорик невпопад огрызался. Особым радушием общение братьев не пахло, однако, как выяснилось, Жорке и эта малость была крайне необходима. Он и надежды на Степана возлагал особые. Сам он из органов вылетел давным-давно и, в общем-то, не очень об этом жалел, но в будущую карьеру брата продолжал верить. В каком-то смысле Степан оправдывал его собственное нелепое существование, праведным своим делом компенсируя тот вред, что ежедневно и еженедельно наносила обществу вороватая компания Жоры.
Наверное, для Жорика это был звонок с того света. Чужой голос не просто сообщил о кончине брата, – он сообщил о том, что жить больше не имело смысла… Кажется, его приглашали в какой-то санаторий, даже предлагали бескорыстную помощь, но это Гуслина уже не волновало. С места они, конечно, снялись, но ехали к месту назначения без особого куража – может быть, потому, что все равно надо было куда-то ехать и чем-то жить. Тем более, что на последней квартире они успели засветиться с ворованным товаром, а потому оставаться там не стоило. Опыта путешествий по стране у них хватало, и все-таки удачной эту поездку назвать было трудно. Практически всю дорогу Жорик безостановочно пил, а без него дела шли из рук вон плохо. Дважды чуть было не погорел на легких кражонках Свист, едва не залетел в омоновской облаве Шорох, и даже Лизке всегдашний фарт на этот раз изменил, – возвращаясь из своих уличных турне, вместо барсеток с баксами она приносила какие-то тощие кошельки и дешевые цепочки. Все ближе подступала проблема банального голода, но окружающее по-прежнему Жорика не трогало. С упорством смертника он продолжал тратить последние деньги на выпивку, с каждым днем приближая себя к неласковому финишу. Если бы не нынешние его приятели, давно бы затерялся в какой-нибудь из придорожных канав. Но верные оруженосцы не забывали своего командира – в дороге не бросали, делились последним. Вот и теперь заботливо опустили на пустующую лавочку, аккуратно прислонив затылком к гнутой, сбитой из деревянных реек спинке.
Лизка отправилась к ближайшим ларькам за минералкой, а Шорох со Свистом занялись разглядыванием снующих мимо скверика голоногих девиц. Мужиками они были вполне нормальными, и потому у обоих в этом плане наблюдался определенный физический голод. Дурында Лизка любила Жорика, и если уступала их домогательствам, то крайне редко, предварительно вытребовав какой-либо ценный подарок. Между тем, девицы продолжали прохаживаться мимо фонтана, покачивая бедрами столь зазывно, что у Шороха всякий раз обрывалось что-то в груди и хотелось то ли умереть, то ли, схватив какую-нибудь из пигалиц в охапку, умчаться в ближайшие кусты. А тут еще, как на зло, парочка крашеных малолеток остановилась совсем рядом, помахивая сумочками, громко и без стеснения заговорила о каких-то своих