не благодарил, оставляя в недоумении очередного работника военкомата.
Так и жил. Затем вышел на пенсию и стал еще нелюдимей.
– И шо ты на цэ скажешь?! – возмущенно тряс бумагами побагровевший моряк.
– Тут у сорок другому вин був? Був. Фашистьску форму носыв? Носыв. Людей до Нимеччины видправляв, на шахтах робыты прымушував. У нас цилый лыст свидкив, ще не вси померли!
– Це так, товаришу прокурор, – вмешивается в разговор самый щуплый из ветеранов, – вин, курва, мэнэ з сестрою эшелоном у Нимеччину видправляв! Слава Богу що нэ дойыхалы, пид Дебальцевом партизани охорону повбивалы и нас звильнылы.
– Помовч, Пэтро, нэ встрявай ! – обрывает его моряк.
– Микола, – обращается он к сидящему рядом усатому старику, – ты у нас ахвицэр, докладай дальше, бо я начинаю нервничать.
Я с опаской поглядываю на костыль моряка.
– Так, значит вот,– тихо вступает в разговор Микола,– были мы на днях у военкома, и он показал нам анкету из личного дела Квитко. В ней значится, что тот родом из-под Харькова, где перед войной закончил педагогический институт. Потом был призван в РККА и участвовал в финской кампании. Еще есть записи, что войну начал лейтенантом, командиром стрелкового взвода и закончил в Бреслау, майором при штабе армии. Имеет ранения и медаль «За победу над Германией». Все.
– Ну и что здесь такого? – удивляюсь я.
– Э-э, сынок, не скажи, – отвечает старик,– я сам был «ванькой-взводным» до Сталинграда, пока не списали в чистую, – показывает беспалую руку. Награждали не густо, но чтоб наш брат, взводный, всю войну прошел и не имел боевых наград? Такого не может быть, что-то здесь не чисто. К тому же он беспартийный. А на таких должностях, без партбилетов при штабах фронтов не держали, поверь мне.
Его бурно поддерживают все присутствующие и начинают «заводиться».
– Тыхо! – рякает на них моряк и стучит клюкой в пол. – Разоралась, бисова пехтура! Шо вам тут, шалман?! Те затихают.
– Значыть так, сынку,– он тяжело встает, подходит к столу и кладет на него свои бумаги, – ось тоби наша заява, пэрэвиряй.
И досконально, цэ нэ якись полицаи, цэ скрытый ворог. Трэба з ным кинчать. Бо пойыдымо до областного прокурора и в обком, у нас тэпэр свий транспорт, Мишку совбес выдав «Запоржця».
– Мишко, бисова душа, кончай спать! – орет он на грузного деда, мирно посапывающего в уголке,– як же ты нас у Луганськ повэзэш, повбываешь на Бахмутке!
Я в это время бегло просматриваю исписанные крупными каракулями листы «заявы», прикидывая, как бы сбагрить ее «смежникам».
– Иван Карпович, – обращаюсь я к усевшемуся уже к приставному столу моряку и чуть отодвигаюсь от своего, – а может Вам с этим заявлением лучше в горотдел КГБ обратиться? Оно больше по их части. Я позвоню полковнику Швачке.
– Ни. Там мы булы. У прошлому роци по полицаям ходылы. Воны, курвы, сказалы шо тилькы шпыгунамы займаються, идить мол диды до прокурора, у нас дела поважнее. И яки там дила? Тикы горилку жруть