раньше. Начала пить. Пила она плохое и помногу, а есть отказывалась, поэтому пережила сына всего-то лет на шесть. Злосчастная пророчица Васена года через четыре после смерти Юрочки тоже отдала Богу душу, и в ее комнатах поселились Бережковы, поэтому последние годы бедной Анны Александровны прошли у них на глазах.
Владимир Иванович, едва въехал и огляделся, взялся было влиять на пьющую соседку, но сначала не прямо, а через сестру. Доброжелательно и так, словно тут только и делали, что ждали его советов, начал увещевать Лидию Александровну и рассказывать от самого Ноя о том, какие могут случаться от пьянства горести и непотребства.
Лидия Александровна смолчала, пока новый сосед говорил, что вино подчиняет и лишает ума, а люди пьющие в любой момент могут повести себя неправильно. Но стоило священнику сказать, что и тот, кто смотрит на такое поведение, тоже грешен, потому что нет в этом никакой радости, и смотрящий поневоле впадает в грех уныния, а тот, как известно из притч Соломоновых, сушит кости, как слишком худая, чтобы называться изящной, Лидия Александровна вспыхнула от негодования.
Она решила положить конец непрошенному вторжению, уж ладно бы члена партии, а то какого-то попа! И сказала, как отрезала, что никакого такого бога они знать не знают, также и книг про него читать и выслушивать не намерены, и что следует новому жильцу ради его же блага свои порядки в квартире не наводить и в чужие дела не вмешиваться.
Владимир Иванович понял, что совершил непростительную ошибку, напал на человека, едва увидав, и от расстройства чуть было и правда рукой не махнул: не храм, не звали, не прошен.
Но дед Попсуйка тут как тут, шуршит штанами, шелестит тапками:
– Уж ты, голубь, хоть и поп, а горяч больно, больно горяч. Ты ведь что ли знаешь только эти два слова: «хорошо» и «плохо»? А вот Бронечка моя покойная, вот бы кому в попы, вот бы кому цены не нашлось! Она, помню, про спешные дела так говоривала: «Нэ будь ци фил зис, щоб тэбэ нэ зъилы, тай не будь ци фил бытэр, щоб тэбэ нэ выплюнулы». Понял ли, нет? Сладким не будь, а то съедят, и горьким не будь, а то выплюнут. Так ты помаленьку, помаленьку, Лидушу-то приручи, она вон сама как бесплотный дух, а ты ей про кости. Не спеши, Анюшка-то, когда без Лидушки, помолится, не сразу, но помолится… А Лидушку теперь уж рожном не возьмешь, только миром, только миром одним.
Владимир Иванович в вечерней молитве покаялся перед Богом, что свою молодую горячность так и не смог изжить, троекратно прочел пятидесятый псалом и начал общаться с Лидией Александровной уважительно, словно ничего плохого между ними не было.
Лидия Александровна немного пофыркала, но Попсуйку не могла игнорировать даже она, а он и тут не смолчал, и понемногу в квартире установился мир. А поскольку других близких людей у Лидии Александровны на свете не было, то, встречая о себе заботу, она заметно смягчилась и вела теперь даже некое подобие общественной жизни: принимала участие в квартирных