к девяти часам на работу.
Татьяна, окончив институт, осталась в нем работать. Поступить в аспирантуру ей с первого раза не удалось, поэтому она решила остаться ещё на год, чтобы попробовать свои силы второй раз, решив для себя, что если вновь не получиться, тогда она уедет домой. «Третьего, как говорится, не дано». Жизнь методистки ВУЗа оказалось очень тяжелой: работы много, в основном вся бумажная, к тому же практически все педагоги кафедры спихивали на неё ещё и свои бумажки, так что приходилось трудиться с утра до вечера. Да ещё и зарплата, ничтожная и мизерная, позволяла питаться раз в день, а о покупке каких-либо вещей пришлось забыть. Месяца через два Татьяна, было совсем отчаявшаяся, собиралась уже все бросить, отказавшись от затеи поступления, как одна из бывших сокурсниц посоветовала ей устроиться дворником в любой ЖЭК. «Мол, там и платят неплохо, да ещё и жилье дадут с московской пропиской, сможешь потом жить спокойно, устроившись на другую работу». Татьяна воспользовалась её советом, быстренько нашла себе место, благо в такой специальности всегда есть вакансия. Но зато об отдыхе пришлось забыть напрочь, так как трудилась она теперь каждый день, вставала в пять утра, убирая свою территорию до семи или, в непогоду, до половины восьмого. Затем стремглав она бежала на кафедру, где буквально засыпала, когда заполняла журналы, а в обед снова бежала на участок, вновь наводя марафет около помойки, долбя потрескавшимися от мороза руками лед на тротуаре. Потом снова в институт, где приходилось проверять за преподавателей контрольные, курсовые, рефераты, печатать на развалившейся пишущей машинки «Янтарь» немыслимые доклады для ученых советов. Вечером опять на участок, где аврал возникал буквально за считанные минуты: то мусоропровод в подъезде забился, то батарею на лестничной клетке прорвало, затопив половину подъезда. И все приходилось убирать руками, согнувшись в три погибели, ползая на коленях по холодному цементному полу, а затем, разгорячившись, выходить на мороз, чтобы убрать выпавший, ненавистный до чертиков, снег. К полуночи, когда Татьяна, полуживая от усталости, доползала до своей комнатки в здоровенной, 10-тикомнатной коммунальной квартире, заселенной такими же тружениками ЖЭКа, как и она, её тело ломило во всех мышцах и суставах, раскалывалась от боли.
Надев ватные штаны, засунув гудящие от тяжести ноги в валенки, накинув на себя видавшую виды телогрейку, Татьяна подошла к маленькому огрызку зеркала, висевшему около двери её комнаты. В отражении на неё смотрело измученное лицо какого-то незнакомого её человека: «Боже, до чего я дошла! Бухенвальд какой-то!»
Она собрала в пучок свои некогда пышные волосы, теперь же тонкие и жидкие, и, повязав на голову шерстяной платок, вышла на темную улицу бороться со стихией.
Но, с другой стороны, Татьяна себя успокаивала тем, что многим сейчас приходится ещё тяжелее, чем ей. На дворе стоял январь 1991 года, все в стране разваливается, многие предприятия закрывались, рабочих мест нет,