организма…
И вот вышли мы на открытое место. Обширная такая равнина, лесами окруженная. Обойти ее лесом ничего не стоило, всего-то пришлось бы сделать крюк километров на несколько, но в том-то и штука, что посреди равнины той – хутор! И проселочная дорога через него проложена, и поле засеянное, очень даже приличных размеров, и дом добротный, и всякие постройки…
Наблюдали мы за ним с опушки долго. Тут уж осторожность не помешает, потому что с первого взгляда ясно: голодранец на этаком хозяйстве обитать не может. И хлеба столько засеять, и свеклы – тут не обойдешься без наемной рабочей силы, лошадок и прочего. И голову ломать не стоит: осколок кулачества, до которого так руки и не дошли. Если бы дошли, не стояли бы сейчас такие хлеба, и свекла, и картоха. Видно, что как обитал тут единоличник, так и обитает. Правда, за все время, что мы проторчали на опушке, так и не увидели на хуторе ни человека, ни животины, дымок из трубы не идет, белье, правда, во дворе сохнет, но мало ли с каких пор? Сбежали, что ли?
И чем дальше я наблюдал за этим справным хутором, тем больше убеждался: туза мы себе к десятке не прикупили, но положительная сторона имеется. И не одна. Во-первых, ни следа немцев. Не проезжали они здесь: ни следов танковых гусениц, ни автомобильных шин на пыльном проселке не видать. Во-вторых, у таких вот куркулей погреб обычно битком набит разнообразными вкусностями: тут и колбасы, и смалец, и окорока… да чего там только нет! Видывал я здесь подобные погреба, имею представление. И даже если они сбежали все поголовно, полностью свои закрома уж никак не опустошили. Ну а дальше – пример по математике для первого класса: сколько будет дважды два…
Мыслями этими кратко поделился с Галибом и Фомичевым. И они с моими соображениями согласились быстренько: не потому, что я старшина и командир нашего крохотного подразделения, а оттого, что тоже не первогодки, Галиб вдобавок сверхсрочник. Ничего им разжевывать не надо, сами знают, как из топора суп варить. А тут не топор, тут богатый хутор…
Ну мы и двинулись – не напрямик через поле, а по проселочной дороге, что проходила у самых хуторских ворот. Скомандовал я подтянуться, принять бравый вид, идти в ногу и глядеть орлами, насколько получится убедительно. Соображения тут были самые нехитрые: если на хуторе все же кто-то есть и наблюдает за нами откуда-нибудь из-за занавесочки (а на дороге нас видно, как мурашей на белой тарелке), то пусть себе уяснит: не босота какая-нибудь бредет, безрадостная и себя потерявшая, нет, все наоборот, бравенько и бодро продвигается группа военнослужащих, ни на лицах, ни в облике не носящая признаков уныния и безнадежности. Психологический расчет, как сказал бы замполит. Ну, запылились, пообтрепались, сапоги имеют тенденцию к скорому расползанию по швам – ну так война… Главное, шагаем вполне даже браво и целеустремленно. И откуда ему, засевшему, знать, кто мы такие – может, очередные драпальщики, а может, передовой дозор и совсем неподалеку за нами продвигается солидная воинская часть. Вот уж чего я не видел на