взглядом, точно выискивая что-то на моём лице. Кивнул каким-то своим мыслям и серьёзно спросил:
– Про нож – это твоя навязчивая идея или просто неудачная шутка?
Растерянно пожав плечами, я схватилась за меню, стрельнула взглядом по столу, выискивая, чем в случае опасности можно огреть этого психа по голове.
– Поэтому поздно прозревшие так опасны, – пробормотал Павел себе под нос.
– Слушай, может хватит загадок? – у меня кончалось терпение. – В конце концов, это ты меня сюда затащил. Тебе чего нужно-то? Моё исключение так парит?
– При чём тут исключение? – отмахнулся он, будто я глупость сморозила. – Хотел удостовериться кое в чём. Вот скажи… кто я?
Отложив меню, я нацепила дежурную улыбку.
– Староста потока. Грубиян. Стрёмный тип. Достаточно?
– Кто ещё? – он ничуть не обиделся. – Может сравнишь, ну не знаю… с животным?
– А можно с деревом?
Я ясно понимала, чего он хочет, но такой поворот пугал только сильнее. С чего вдруг он мною так заинтересовался? Может, он отлавливает таких, как я, почём мне знать? Проверять желания не имелось.
– Куда подевалась вчерашняя бравада? – Койот расслабленно откинулся на стуле, его два хвоста легли ему на колени. Он задумчиво постучал когтями по столу: – Зря упрямишься. Я твой единственный шанс дожить до конца недели. Или даже до конца дня. Думаешь, я один заметил, что ты прозрела?
– Что, прости?
Павел сделал неопределённый жест рукой.
– Возвышение, прозрение, эскалация – называй, как вздумается. Вот только с чего вдруг у такой невзрачной, замкнутой зазнайки проснулся Эмон? – Он окинул меня задумчивым взглядом, будто высматривая что-то и не находя. – Выглядишь довольно заурядной. И родители, видимо, незрячие, раз совсем не в курсах. С тобой случаем чего-то драматичного в последнее время не происходило? Может, не знаю, родственник особенно эпично откинулся у тебя на глазах? Или, там, парень бросил? Для таких девушек, как ты, это равносильно концу света.
Я только головой покачала, не зная, как реагировать на такую наглость.
– А не пошел бы ты? – я встала.
Подавшись вперёд, Койот мягко обхватил моё запястье и потянул вниз, приговаривая, словно неразумному ребёнку:
– Ну-ну, расслабься, не психуй. Может, чаю? Давай-ка, садись обратно. Я не закончил.
Желания продолжать разговор не было, но ноги приросли к земле, колени подогнулись, и я села, словно под гипнозом – как тогда, в аудитории, когда Павел требовал ответа на вопрос. Только в тот раз получилось воспротивиться, а теперь – нет. Морда Койота расплылась, за ней проявилась человеческая личина. Впалые виски, резкие черты лица, угрюмый, тяжёлый взгляд, нахальная улыбка. Он отпустил мою руку.
– Тина, у меня почти нет сомнений, что ты прозрела, – самодовольно сказал Павел, забрасывая ногу на ногу. – Таких, какой ты была, мы называем “Слепыми” или “Незрячими”. Обычно зрение на звериные души открываются в подростковом возрасте, когда разум ещё пластичен и готов принять