глуши, не может рассказать ни она сама, ни окружающий пейзаж. Следов не видно. Женщина не запорошена снегом, она сидит. Ноги вытянуты вперёд. Спина прямая. Руки ладонями обращены к небу. Лицо запрокинуто к небу. Глаза прикрыты, а рот полуоткрыт в последней мольбе. За спиной у неё мешок. На одном из холмов видна стая европейских волков, глаза которых жадно блестят в предвкушении скорой поживы. С другой стороны китайский тигр, выделяющийся ярким пятном, на фоне бело-серого пейзажа. И где-то в дальнем углу затмеваемый светом звезды планирует скорый на расправу белоголовый орлан.
Вавилен проснулся. Чувство было такое, словно бы его выбросили в ледяную воду из-под теплого одеяла, а затем вытащили и швырнули на холодный колючий снег. Схожее ощущение он уже испытывал в ночь с тридцатого на тридцать первое декабря девяносто девятого года. Только в этот раз была толстая чёрная муха, которая медленно двигалась по стеклу.
Татарский босыми ногами протопал в ванную. За последние двадцать лет лицо его почти не изменилось, появились новые морщины, и в выгоревших от жизни глазах плескалось безграничное равнодушие.
Он ненавидел это время, эту страну, но чётко понимал, что ни в какой другой стране себя не сможет реализовать так полно, как здесь. Умылся холодной водой и почистил зубы. Зубы были пока ещё все свои собственные. На кухне включил телевизор, по которому смотрел исключительно канал Animal planets.
В отсутствии работы Вавилен жил на проценты от денег на счете в банке. Процентов как раз хватало для умеренной жизни на год. Он не шиковал, да это ему было и не нужно. Ведь чем меньше понтов, тем меньше внимания посторонних. Его дом поначалу привлекал внимание, но появившееся множество нуворишей, быстро понастроивших сказочных замков, сделали его не приметным.
Он насыпал в чашку растворимый кофе и залил кипятком. Зазвонил сотовый. Аппарат был кнопочным, и это не потому, что Вавилен не мог себе позволить смартфон, а скорее по его идейным соображениям.
– Вавилен, – это был не вопрос, а простая и неотвратимая констатация факта. И голос этот нельзя было спутать с каким-то другим.
– Да, – ответил он несколько осипшим голосом, несмотря на горячий кофе, разогревший связки, еще не произнесшие сегодня ни единого слово.
– Тебе сколько времени на сборы нужно?
– Минут двадцать, тридцать.
– Хорошо. Вещи можешь не брать. Если что-то надо будет, купят. Машина стоит возле дома. Как будешь готов, можешь выходить.
В трубке раздались гудки. А он уже смотрел в окно на «Гелендваген», припаркованный возле его калитки.
Вавилен натянул чёрные носки. Надел коричневые джинсы. Хотел было влезть в футболку с Эрнесто Че Гевара, но быстро сообразил, что это будет намёком на возврат к прошлому. Поэтому выбрал футболку с чёрным квадратом Малевича, который в его понимании должен был символизировать отрешённость от мира. Куртка была куплена на распродаже в каком-то магазине по случаю. Надел вязаную шапочку, обул замшевые бежевые полуботинки с коричневыми шнурками. Погода позволяла одеться так, несмотря на то, что на улице был ноябрь, снегом и холодом даже не пахло, а во дворе вторично начинала зацветать сирень.
Когда он подошёл к машине с номером В999ВП77, то понял, что всё очень серьезно. Гнать машину из Москвы сюда за ним для того, чтобы просто отвезти в аэропорт, было не то чтобы понтом, а скорее данью уважения к его прошлым заслугам. В тоже время это показывало трудность выдвигаемой задачи, которую он должен решить.
Вавилен мог не садиться, мог просто увидеть номер и вернуться назад. И, конечно, ничего ему за это бы не было, потому что тот, кто звонил, просто понял бы, что он уже не тот. Ведь последние двадцать лет он жил без интеллектуальных нагрузок, а мозг, как известно, даже самый пластичный, в отсутствии работы начинает атрофироваться. И хотя он получал дополнительное образование, читал книги по естествознанию, философии и истории, все-таки это было совершенно не то, чем он занимался раньше.
Открылась задняя дверь. Вавилен сел. На заднем сиденье расположилась довольно привлекательная девушка. Он присмотрелся внимательнее. Первое впечатление оказалось обманчивым – это была зрелая женщина, которую выдавали глаза. Одета она была в строгий деловой костюм и чёрные туфли на высоком каблуке. В ушах блистали серебряные восьмиконечные звезды. Длинные рыжие волосы уложены в прическу оданго. Очки «кошачьи глаза» придавали лицу хищное выражение. Она протянула руку.
– Виктория Николаевна, – очень тепло и почти по-дружески представилась она, улыбаясь уголками рта.
Он в нерешительности пожал маленькую, ухоженную ручку.
– Я введу вас в курс дела.
– Только прежде, чем говорить о деле, мне хотелось бы узнать что-нибудь о вас?
– Зачем вам это? – удивлённо спросила она.
– Затем, что обо мне вы знаете всё, а я о вас – ничего. Не привык я работать с людьми, о которых ничего не знаю. Конечно, вы можете отказаться, но просто тогда вводить в курс дела меня будете не вы, а, скорее всего, кто-то из вашего руководства в Москве.
– Что вас интересует? – резко