головой Субботин, но все-таки задействует авторитет. Прощаемся на пороге отделения, серьезный разговор обещают завтра.
На улице уже сумерки, из них выныривает Эльвира.
– Здорово, что тебя отпустили! То есть вас отпустили…
Из дверей как раз выруливает Бурыкин. Не глядя на Эльвиру, берет у нее рюкзак с презервативом и, гордо подняв голову, удаляется в темноту. Собственный рюкзачок у травести за плечами, в руках она держит мой бумажник.
– Держи, – протягивает, – мне оттуда немного взять пришлось, ну, за бой посуды заплатить…
– Умница, – говорю, – завидую твоему самообладанию. О, ты еще вина купила! На чьи деньги? Впрочем, неважно, пойдем, отметим освобождение…
Мы сидим на берегу Пряжи, пьем из горла вино, смотрим на воду. Не самая живописная речка представляется то ли Стиксом, то ли Ахеронтом, словно моя жизнь кончилась. А ведь сейчас самый расцвет: и здоровья еще вагон, и карьера на взлете (после таких событий, правда, она может покатиться под уклон). Только неинтересна карьера, вот в чем беда. И здоровье поддерживать ни к чему, и куда-то ездить, например, в Японию, о которой болтает Эльвира. Кроме Осаки она видела Киото, древнюю столицу, синтоистские храмы посещала, ну и, конечно, сад камней. Это настоящее воплощение покоя и гармонии!
– Где-то есть покой и гармония? – скептически усмехаюсь. – А как же твои кабаки? Где самураев на бабки раскручивала? Сама же говорила: изображала из себя гейшу, строила глазки, чтобы японские мужики побольше заказывали! А потом свой процент получала!
– Кабаки – другое дело. При этом, заметь, я с ними не спала. Да они прекрасно знали, что это консумация, но все равно платили! У них так принято!
Я делаю крупный глоток и передаю бутылку Эльвире.
– То есть мир везде безумен. И нечего мне тут рассказывать про сады камней!
Травести тоже запрокидывает бутылку.
– Наверное, ты прав, – говорит после паузы, – в этом мире никто никого не любит. Вот и ты меня не любишь. Может, хотя бы трахнемся? Пошли к тебе? Я отдамся, честное слово! Я по тебе соскучилась!
Жаль, что я не соскучился. Эльвира симпатичная, фигурка точеная, и в постели горяча; а вот я холодный, как лягушки, чьи голоса разносятся над водой. Допиваю вино, кидаю бутылку в Пряжу и наблюдаю, как ее уносит течением. Вот и нас точно так же куда-то несет, а куда – мы не знаем. Что я вообще тут делаю? Что за идиотские приключения с представителями пряжской богемы?!
– Ко мне нельзя, – наконец отвечаю.
– Почему? А-а, знаю почему! У тебя же сын… Ну, того.
– Чего – того?! – напрягаюсь.
– Ку-ку, в смысле.
Тщательно скрываемый секрет оказывается, по сути, секретом Полишинеля. Вот и до моей травести, у которой племянница посещает ту же Мальцевку, дошла история о том, как сбрендил ведущий студент, легенда факультета. Что делать? Отрицать глупо, жаловаться – противно. Теперь важно: как себя поведет Эльвира, она ведь не в курсе, что имеет дело с проводом высокого напряжения, который бьет так, что искры из глаз…
Увы,