одна комната в финском доме – значит, вы вдвоем с матерью. С отцом бы две дали. А почему ты Сажина, а он – Дюма? По матери, да?
Но на этот вопрос я не успела ответить, мы опоздали на урок, и учительница литературы велела нам побыстрее занять свои места, что мы и сделали. (Местничество. Наместник. Заместитель. Сторожа мои не дремлют: вечно они словоблудят, особенно когда вспомнят основное местное слово).
Алла Павловна, худая женщина в голубом свитерке-обдергайке, сидела за столом и вызывала к доске читать стихи. Таня показала в учебнике, какие нужны стихи, и я тотчас выучила. Я помню вперед, я назад не помню. Но меня не вызвали читать «буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя», а Таню вызвали – и она прочла до «то заплачет, как дитя», а после замолчала и сильно-сильно зажмурилась, учительница подождала, поджала губы и сказала:
– Садись, Буравлёва, два!
– Правило Буравчика, – громко зашептал с задней парты Загумно. – Эй, Правило Буравчика, стишки не учим… двоечки получаем. Второе Правило Буравчика, да? – Я учила, долго учила, а вот вылетело из головы, я плохо запоминаю, – шепнула мне Таня, вздыхая, а после обернулась и показала Генке кулак.
Наверное, у нее плохая память на то, что впереди, зато хорошая – на прошлое. Мне бы такую память: которая лежит в обратную сторону!
Учительница вызвала к доске длинноносую Галю Смагину с родинкой на щеке, потом ее соседку по парте, красивую девочку с косой Нату Фокину (они сидели во втором ряду, напротив нашей парты), и тощего Толю Белоконева с третьего ряда, и все они поочередно оттарабанили стихотворение: тоже помнят вперед, а не назад.
Алла Павловна одобрила пятерками такую память на стихи и стала рассказывать про писателя Короленко. Показала книжку – я не увидела названия, я и в очках плохо вижу – а учительница сказала:
– В хрестоматии только отрывок из «Детей подземелья», а в школьной библиотеке есть два-три вот таких сборника, кто поторопится – может успеть взять и прочитать к следующему уроку. Там про ребят, таких, как вы, и помладше. Вот как в прежние времена-то детям доставалось: жили в подземелье, в темноте, света белого не видя.
И тут она принялась читать из книжки: про то, как мальчик, сын судьи, попал в подземелье часовни, где жили брат с маленькой сестрицей и похожий на обезьяну пан Тыбурций.
Учительница читала: «Серый камень высосал из нее жизнь, – пояснил опять Валек, по-прежнему смотря на небо. – Так говорит Тыбурций… Тыбурций хорошо знает. – Да-а, – опять повторила тихим эхом девочка. – Тыбурций все знает».
И тут случилось: я вскочила с места и закричала:
– Ничего он не знает! Бегите вы от этого Тыбурция подальше!
Алла Павловна нахмурилась и велела мне выйти из класса, не срывать урок. Я так и сделала – я даже выбежала из класса. И до звонка стояла в фойе, у окна, глядя на строгие отроги гор.
Таня вынесла мне портфель, и мы отправились на следующий урок – немецкого языка.
Галя Смагина и Ната Фокина шли позади нас, и Ната говорила:
– У нас новая училка по дойчу, я ее видела – красивая,