в них, был закован в цепи и куда-то вывезен на каком-то таинственном поезде. Высказывались предположения, что Алексей умер от страха после взрыва бомбы в доме Ипатьева. Если верить рассказам, оказывалось, что все семейство спаслось, бежав в Японию; что то ли кайзер Вильгельм II, то ли король Георг V заставили советское правительство передать им своих коронованных двоюродных братьев. Утверждалось, что даже папа Бенедикт XV принял участие в освобождении заключенных и предоставил им политическое убежище в Ватикане. Журналисты из разных стран мира, военные советники, главы миссий стран-союзниц, агенты разведывательных служб и дипломаты – все они с готовностью хватались и распространяли любые новые слухи, создавая непроницаемую сеть недоразумений и недоговоренностей, которые лишь намекали на некую гигантскую и никому не известную тайну.
Слухи поддерживались на плаву не только благодаря допущению, что один или несколько членов семьи Романовых могли спастись, и не только благодаря безрезультатному поиску тел убитых, но также из-за того, что в этом деле появились первые истцы. С одной из первых претенденток встретилась княгиня сербская Елена, муж которой был одним из тех Романовых, кто был живым сброшен в шахту в Алапаевске. Осенью 1918 года большевики спросили ее мнение по поводу некой молодой женщины, о которой говорилось, что она – спасшаяся Анастасия. Елена разоблачила ее как обманщицу, но это была лишь только первая из множества мнимых Романовых {68}. Спустя всего шесть месяцев после предполагаемой казни в Екатеринбурге женщина, которая скрывалась в одном из сибирских монастырей, распустила слух, что на самом деле она является императрицей Александрой, а подросток и девушка, которые сопровождали ее, являлись, по ее словам, Алексеем и Анастасией. В тех местах она привлекла к себе достаточно много внимания, но затем большевики разоблачили ее как самозванку {69}.
Через год после казни Романовых в Сибири появился молодой человек, которого звали Алексей Пуцято и который утверждал, что он является цесаревичем Алексеем. На первых порах командование Белой армии не придало значения данному событию, но узнав, что толпы поклонников ведут от его имени сборы пожертвований, оно распорядилось доставить этого человека в Омск, и сделали так, чтобы Пьер Жильяр мог видеть его. «Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, – вспоминал Жильяр, – и я незаметно для него мог видеть более высокого и физически более развитого, чем цесаревич молодого человека, которому я мог бы дать пятнадцать или шестнадцать лет. Матросский костюм, цвет его волос и то, как они были уложены, – все это до некоторой степени напоминало Алексея Николаевича, но на этом сходство кончалось… Юношу представили мне, и я задал ему несколько вопросов на французском языке, но он хранил молчание. Когда же от него потребовали, чтобы он отвечал на вопрос, он заявил, что ему было понятно все, что я сказал, но у него есть свои причины пользоваться только русским языком. Тогда я обратился к нему на этом языке. Это