во вторую комнату – здесь сияли волшебной синью арктические ледники и горело аврорное небо, под которым бродили белые медведи и северные олени. В этой комнате-арене устраивались немейские игры: бесчисленные турники, кольца, сетки и брусья должны были помочь вырастить из субтильного Льва здорового и физически развитого мужчину. Мальчик тут же полез по качающейся верёвочной лестнице, но через несколько реек устал и теперь просто повис на ней, не решаясь спуститься обратно, словно под ним и впрямь был не пол, а ледовитый океан.
Энергии у Льва было хоть отбавляй, рядом с ним я казался себе неуклюжим чучелом в тяжелейшем скафандре. Я нёс на себе тонну воспоминаний, любая мелочь останавливала мою мысль и запускала очередной поток образов, в то время как он жил ещё в беспамятстве. Впрочем, и про меня в его возрасте чужое взрослое тело могло подумать нечто подобное, хотя я уже и в детстве о беспамятстве мог только мечтать. Без десяти.
«Папа гофорит, фто фпорт фделал иф обефьяны фелофека!»
Мы пришли в последнюю комнату – стены опустились под воду, расцвело коралловое дно, раздражающе аляповатое из-за того, как беспорядочно производитель обоев натыкал обитателей рифа: всевозможных сержантов, лоцманов, хирургов, кардиналов, императоров и, конечно же, клоунов (
Я уставился на книжки, не слушая, что мне рассказывает Лев, нашёл и достал с полки тот самый сборник мифов и сказаний, который три года назад прислал ему в качестве подарка. На обороте я тогда даже оставил какое-то жалкое подобие поздравительной надписи. Вид книги доставил радость – частично содранный корешок, искаляканные страницы, несколько вырезанных иллюстраций. В эту минуту в комнату вошла сестра (спрятав страх за дверью); книгу она признала тут же.
«Ах да, это же ты нам прислал. Лев её обожает. Он кроме неё и ещё пары энциклопедий ничего читать не желает. Правду я говорю, львёнок?»
«Это прафда. Я офень люблю эту книфку. Мне кафетфя, фто я теперь ффё про фаф фнаю».
Фраза прозвучала почти зловеще, но сестра, похоже, пропустила её мимо ушей. Она сказала Льву, что пора играть, и мы сели на стулья, приставленные к стене, по которой плыл серебристый скат. Сестра была так близко, что стоило слегка наклониться, как до меня доносился её запах, тот самый кумариновый, сладковатовядкий аромат, который преследовал меня с тех пор, как она ушла. Мальчик открыл ноты, достал из узкой чёрной коробочки латунную флейту и приложил к губам. Первые пять-шесть тактов торжественная мелодия чувствовала себя неплохо, но потом споткнулась раз, и ещё один, и стала отставать от заданного темпа. Быстро стало понятно, что у Льва нет музыкального слуха и даже эта ученическая песенка ему не по зубам.