открывала дверь и предлагала: «Пойдём?». «Ну, пошли, чё», – отвечал Вадим, и они выходили на улицу. Приближался Новый год. Хоть и через месяц только, а думать уже надо: как отметить, где деньги брать, сколько… Да и просто можно было фантазировать, представляя, как на несколько долгих и сонных дней всё вокруг станет хорошо. Сказочно.
– А, вспомнила, – сказала Вероника по дороге. – Надо в офис смотаться за документами. Завтра ж к этой… – она выругалась, – через весь город переться. Вставать рано. А я их забыла, вот дура!
– Да езжай ты с утра, – вяло возразил Вадим.
– Ну Вадим, ну чё ты… Это мне в пять утра вставать надо. Как маленький. На автобусе доедем – полчаса и свободны.
– Ладно, поехали, – безучастно сказал Вадим, и они отправились на остановку. Вадим закурил.
– Вот подарю тебе на Новый год никотиновый пластырь, – шутила Вероника.
– Не-не-не! – бурно возразил Вадим и пояснил, где он видел такие подарки.
– А вообще, давай ничего не дарить друг другу, – предложила Вероника. – Сэкономим. Съездим к маме, погостим…
– Ой, на фиг надо, – скривился Вадим, – к маме твоей… Давай у нас лучше. Фейерверки позапускаем.
– Ага, – Вероника поднесла руки к лицу и шумно выдохнула в них, а потом улыбнулась, взглянула на Вадима добрым взглядом. – Скорей бы.
– Скорей бы автобус, – буркнул Вадим. – Хабец выкину.
Подходя к урне, Вадим краем глаза заметил, как грузовик на противоположной стороне улицы стал разворачиваться – остановка находилась на перекрёстке их двухполосной улицы не с переулком даже, а с узенькой асфальтовой дорожкой, по которой завозили продукцию в универсам.
«Ну и как он тут проедет, дятел?» – подумал Вадим, и вдруг эту мысль перебила другая, шальная и страшная. Его обдало холодом, словно кто-то швырнул в лицо снега, и он обернулся. Пытаясь уйти от удара, прямо в остановку неслась чёрная иномарка. И в этот же миг всё вокруг стихло, только кружились в жёлтом свете фонаря снежинки.
Вадим повёл себя странно: он не бросился к остановке сразу же, не закричал – он закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, и долго стоял так. Когда наконец двинулся к месту, вокруг уже толпились люди, кто-то суетился и причитал, кто-то щупал пульс. Жена лежала как живая, только мёртвая. Немного крови на висках – и всё. И в руке сумка.
Неподалеку остановилась разбитая иномарка. За рулём сидел крупный человек в тонких очках, бритый наголо, в сером пальто. Он смотрел прямо перед собой и не шевелился.
– Я убью тебя, сука! – заорал Вадим. Стучал по стеклу кулаками, затем водитель опустил стекло. – Что ж ты сделал-то?!
Потом были похороны. Точнее, была кремация, но русский человек не скажет «был на кремации», он всё равно скажет «на похоронах». Народу было немного – девчонки с работы да её родители. Они Вадима не любили. Жил он с женой, правда, в своей квартире, так что съезжать никуда не пришлось. Но кроме квартирки, доставшейся от родных, у него ничего не осталось.
Началось разбирательство.