а вот сейчас, в эти минуты, предполагалось изнашивать область их подошв в не столь отдалённых, но труднодоступных местах под названием «Вороньи Тундры». Но никак не здесь!
Пал Палыч омрачённо размышлял. Он минуту обдумывал что-то довольно скучное и подтвердил свои мысли словом:
– Скучно, мальчик. Скука – самое отвратительнее свойство духа.
Скосив глаза, Пал Палыч нашёл состояние Семёнова анабиозным, и это открытие повергло его в нелирическую тоску.
В Вороньи Тундры на неделе никто не летел.
Чётко вырисовывалась перспектива проторчать на последнем аппендиксе долгого пути ещё день. И два, и три… А укорочённый сезон не предусматривал такой задержки. И Пал Палыч, отвечая за срочность работ, а более того, лелея летний отпуск, категорически исключал портовую волокиту. И хотя на неделе – по проверенным данным – из рейса должна вернуться Раечка, летавшая теперь бортпроводницей, Пал Палыча перспектива не вдохновляла. До Вороньих Тундр пешим ходом добротные «вибры», очевидно, не дотянут. Да и снаряжение… А этот меланхолик в ранге младшего лаборанта?.. Да и Раечка давно уже стала Дыриной…
Кеха, полуприкрыв глаза, пронаблюдал игру раздумий на лице шефа и впал в безответственный анабиоз. В анабиозе было хорошо. Усталые ноги лаборанта охватывал приятный зуд расслабления, отступали с поля зрения ненаучные наблюдения, никто не лез с разговорами даже на предмет пегих волос головы Семёнова. И, вероятно, именно из-за отсутствия назойливого собеседника, эту голову посещали ничего незначащие мысли о северном сиянии и смертной скуке, Шолохове и бортпроводнице Раечке, об Эрмитаже и капустном пироге. Но такова уж жизнь, а зуд расслабления имеет свойство превращаться в позывы голода, и мысль о капустном пироге закономерно вытесняет всё остальное и обретает значимость.
В буфете Семёнов попросил котлету с картофельным пюре и два стакана томатного сока. Пока буфетчица колдовала у плиты, он выпил один стакан и, подумав, пригубил второй. Попросил чая.
– Тебе пюре-то поджарить? – спросила, улыбнувшись, буфетчица. – Сладковатое оно у нас, а с лучком поджарю, да на сале и вроде бы ничего…
– Да, можно, – согласился Семенов. Взял чай, облокотился на стойку и скользнул взглядом по бару буфета, выполненному по канонам закусочных заведений.
– У вас пьют?.. – спросил Кеха, кивая в сторону бара.
Буфетчица снова улыбнулась. Она долго и тщательно вытирала полотенцем руки, изредка взглядывая на Кеху.
– Тётя Саша меня зовут. А тебя как?
– Иннокентий.
– Пьют у нас редко… Мало у нас пьют, Кеша. То на выходной пилоты идут, у меня, знаешь, отмечаются, то с женой кто поцапается – зайдёт. А ваш брат – пассажир – тот только глазами. – она снова улыбнулась, – Мне это не на руку, но больше по душе. Пьяные-то вы бузотёры, а то и совсем никчёмные люди… Ты, поди-ка, выпьешь?..
– Не-нет! –