глазах Льва Рашевского мелькнула тень неудовольствия.
– Если бы близкая! А то… Да, она работает там же, на радио. Извелся с ней брат. – Рашевский покривился, словно у него задергало зуб. – Дубравцева Татьяна Тарасовна. Я с ней слегка знаком, да и брат кое-что рассказывал. Мне она неприятна. Меркантильна до самого донышка. Хищница. Женщины такого психологического склада отвратительны как жены или любовницы. Зато вдовы из них выходят… Закачаешься! Сами увидите, вы же наверняка захотите с ней встретиться. Он ее полусерьезно своей невестой называл. А она морочила Леньке голову. Я как-то раз сдуру пошутил, что, дескать, с такой невестой… На козу с нездоровым интересом поглядывать начнешь! Так брат обиделся смертельно, чуть не месяц со мной разговаривать не хотел. Очень серьезно он к ней относился, и сына Дубравцевой от первого брака, по-моему, любил. Вот так.
Гуров прошелся по кабинету, задумчиво посмотрел в окно, за которым танцевали редкие, но крупные снежинки. Затем повернулся к Станиславу:
– Вот такой получился разговор. Информации ценной – кот наплакал, зато яснее стал психологический портрет убитого журналиста. Рашевский-старший мне перед уходом пристально так в глаза посмотрел и говорит: «Лев Иванович, я наслышан о вашем высоком профессионализме. Я прошу вас – найдите тех, кто убил Леонида!» А мне никак не дают покоя его слова о каком-то журналистском расследовании, которым Леонид Рашевский занимался. Терпеть не могу, когда журналисты отбивают у нас хлеб и суются нечто расследовать. Такая самодеятельность часто заканчивается их трупами.
– Это точно. – Станислав закашлялся, поперхнувшись табачным дымом. – Что до психологических портретов… Нам бы еще малость вещдоков и улик в дополнение к психологии. Но, как ты любишь выражаться, они не грибы, на поляне не растут. А что на Воздвиженке судебные медики сказали?
– Причина смерти Рашевского – удавление. Проще говоря, его повесили на той самой веревке. Но вот потом… Труп был каким-то образом заморожен, да еще при весьма низкой – ниже минус сорока – температуре. Очень мелкие кристаллики льда во всех тканях. А потом, вдобавок…
– Я примерно догадываюсь, – перебил его Станислав. – Потом этот мерзлый труп сбросили с приличной высоты. Тоже непонятно, каким образом, а главное – зачем? Странно, что не вообще вдребезги. Но, замечу, сейчас на высоте пяти-шести тысяч метров как раз такая температура и наблюдается.
– Бред. Сюрреализм какой-то, – прокомментировал слова друга Гуров. – Но ничего более разумного в голову не приходит. Ты был там, на месте, где его обнаружили? Что там со следами? Не могли труп из Фомищева притащить? Да нет, конечно, что я дичь несу…
– А как же! Конечно, я там был. И с парнишкой, который на него наткнулся, разговаривал. «Вы можете точно показать место, – спрашиваю я его, – где вы обнаружили труп?» Он, бедный, затрясся, побледнел и отвечает: «Могу. Но не стану… Черта лысого я туда еще раз сунусь. Да ни за какие коврижки. И так по ночам не спится: как вспомню,