в направлении своего дома. Я же и не попытался его остановить. Я стоял, словно прикованный к земле, и смотрел ему в след бессмысленным, ничего не понимающим взглядом.
А ещё через два дня он с двумя парнями встретил меня в поле. Было около двух часов дня. Вокруг не оказалось ни единой живой души, – если, конечно, не брать во внимание нескольких голубей, летавших в небе, да червей, в изобилии ползавших по недавно вскопанной земле.
– Ты предатель! – заявил Валерий, – а, таких – я не люблю.
Он обернулся к своим спутникам и добавил:
– Бейте его, парни, бейте!
Не успел я и глазом моргнуть, как они, все трое, набросились на меня. Я, конечно же, защищался. Но, что я, один, мог сделать им, троим? Разумеется, ничего. Они жестоко избили меня и, бросив окровавленного посреди поля, ушли.
Когда они скрылись из виду, я припомнил все те ощущения, которые возникали у меня при общении с Валерием в течение всех последних дней, и о которых я уже упоминал выше, и всё понял – Валерий тоже любил Аню, и любил сильно. Но это, однако, не давало ему никакого права вот так вот со мной поступать. Я ведь не сделал ничего плохого. Я всего лишь влюбился, а не совершил какое-либо преступление, за которое меня следовало бы подвергнуть столь жестокому наказанию. И влюбился я в постороннюю девушку, а не в его жену, за честь которой он бы, конечно, мог постоять, если бы, разумеется, был женат, и такая
проблема возникла. Но он не был женат, и мои чувства не грозили бесчестием его жены. К тому же нас с ним связывали многие годы крепкой дружбы. Но, не смотря на всё это, он всё же совершил столь чудовищный поступок!..
Дружбе нашей, разумеется, в тот же день пришёл конец. О её возобновлении не могло быть и речи. На это тогда не пошёл бы ни он, ни я, даже если бы нам за это пообещали золотые горы – такими уж мы были…
Вполне возможно, что дальнейшие мои поступки покажутся тебе, друг мой Павел, не совсем правильными, или, быть может, вовсе отвратительными. Но что поделаешь?.. Прошлое не изменишь. Это сейчас я, взрослый мужчина, проживший несколько десятков лет и успевший кое-чему научиться, понимаю, что поступать так, как я поступил, было не обязательно. А тогда видилось всё иначе. Короче говоря, я решил отомстить своему обидчику. И я это сделал…
Но сделал это я уже после того, как вернулся домой с поля. А удалось мне это с огромным трудом, как говорится, с горем пополам. Дома, изнемождённый и измученный, с ноющим телом и кровоточащими ранами, я кое-как оправдался перед встретившей меня перепуганной роднёй – что конкретно я им сказал, припомнить не могу, но точно знаю, что не правду, – и отправился в свою комнату, где упал на кровать и отключился.
Очнулся я утром следующего дня. Наскоро позавтракав и смазав зелёнкой свои раны с ссадинами, я пошёл по селу собирать парней для нанесения ответного удара человеку, ещё вчера считавшемуся моим лучшим другом, а ныне ставшим заклятым врагом.
Я, друг мой Павел, не могу сказать, чтобы