характером, с нею было приятно водить летнюю дружбу под сенью дачных аллей. Как мама правильно помнила, мы с Таней проводили время на их даче и в саду, в частности с упоением слушали модные пластинки. У нее в коллекции нашлось немало тогдашних хитов, в частности битловская песня «Girl», а также альбом с изысканными романсами Александра Вертинского – мы слушали от начала и до конца, потом опять сначала.
Когда кузина Ирочка по молодости лет утеряла наш альбом, помнится, то было в мои студенческие годы, я теребила Таню летними вечерами в свои редкие наезды и требовала завести Вертинского, поминая Иришу неприглядным словом. Кузина дала послушать знакомой девице – и с концами, причем нахалка заявляла, что ничего подобного не было, никакого Вертинского ей не давали, это старье вообще никому не нужно. Ну да ладно.
Отчасти вдохновившись воспоминаниями, я приветствовала Таню, теперь уже не Мельник, а Захарову (это я вспомнила по дороге под сенью лип) типовой фразой.
– Ну что, девушка, Вертинского послушать можно? – спросила я, найдя Таню с коляской в увитой зеленью беседке. – Потомки не возражают?
(В оригинальном варианте выступали предки, они не всегда понимали, зачем дочке бросать все дела и бежать слушать пластинку, если является некая Катя.)
– Привет, Кать! Потомки спят, Вертинский сохранился, хорошо, что приехала! – полушепотом отозвалась Таня. – Спасибо твоей маме, что передала. Чай пить будешь?
– Прямо здесь в саду? Сочту за удовольствие, – вычурно выразилась я.
– Тогда посторожи мальчишку, а я сбегаю, – предложила Таня.
– Сколько ему и как зовут? – спросила я, раньше бы из вежливости, теперь с живым интересом. – Глянуть можно?
– Полгода, зовут Николенька, спит без задних ног, – сказала Таня, приоткрывая полог из прозрачной кисеи, внутри проглядывались затылок с редкими кудряшками и босые ножки.
– Какая прелесть! – сказала я дежурную фразу и тотчас усомнилась в ее уместности. – Это я насчет имени, мы дружно возвращаемся к истокам времен.
– Ага, пусть скажет спасибо, что не Адам! – прошептала Таня и тихо удалилась.
Старшую девочку у Тани звали Евой, это придумал Виталик Захаров, муж Тани. Мало того, настоял, мотивируя, что Еву Витальевну будут звать Евитой, ему нравилось будущее прозвище. Сам он настрадался в детстве от «Захарки», а в студенческие годы от «Захера-Мазохо», в их группе нашелся кто-то чрезмерно образованный.
Не исключено, так я размышляла, глядя на крошечные пятки в коляске, что прозвища в дни нашего детства и юности проистекали из удручающей однотипности имен. Сережи и Саши у мальчиков, Наташи с Танями у девочек возглавляли списки, за ними шли парами Олеги с Ольгами, Иры с Игорями, Марины, Володи, Юры и Юли, далее типовые имена шли реже, скажем, по одному на класс. Я была единственной Катей. Не исключено также иное последствие, Наташи и Володи выбирали имена детям из других списков. У нашего поколения росли Ванечки, Васеньки, Даши и Настеньки, иногда разбавляясь