я за ними попросту не поспевал. Тогда и начался весь этот безумный вихрь; он перемешал всех моих друзей и всё, что у меня осталось от моей семьи, в большой пыльной буре над Американской Ночью. Карло рассказал ему о Старом Буйволе Ли, Элмере Хасселе, Джейн: Ли выращивает траву в Техасе, Хассел на острове Рикерс, Джейн бродит по Таймс-сквер в бензедриновой галлюцинации, с дочкой на руках и в итоге в Бельвью. Дин в свою очередь рассказал Карло о таких неизвестных людях Запада, как Томми Снарк – косолапая акула бильярда, картёжник и юродивый. Он рассказал ему о Рое Джонсоне, о Большом Эде Данкеле, о своих детских друзьях, своих уличных приятелях, своих бесчисленных девушках и секс-вечеринках и порнографических картинках, своих героях, героинях, похождениях. Они помчались вместе по улице, встревая во всё, что у них было в ту пору, это потом оно стало куда более печальным, утончённым и опустошённым. Но тогда они танцевали на улицах, как настоящие клоуны, а я брёл за ними, как я брёл всю свою жизнь за интересными мне людьми, ведь для меня существуют только безумцы – те, кто безумен в жизни, безумен в разговорах, безумен в спасении, кто жаждет всего сразу, кто никогда не зевнёт и не скажет ничего банального, но горит, горит, горит, как сказочные жёлтые римские свечи, они взрываются, как пауки среди звёзд, а в центре виден главный синий вспыхнувший свет, и все говорят: «Аууу!» Как называли таких молодых людей в Германии Гёте? Страстно желая научиться писать, как Карло, только прознав об этом, Дин атаковал его с великой любящей душой, какая бывает лишь у плутов. «Теперь, Карло, позволь мне сказать – вот что я хочу сказать…» Я их не видел около двух недель, всё это время они цементировали свои отношения дни напролёт – ночи напролёт – жесточайшими разговорными узами.
Потом настала весна, великое время странствий, и все в этой разношёрстной шайке собрались отправиться в ту или иную поездку. Я был занят работой над своим романом, и когда я добрался до середины, после поездки с тётей на юг к моему брату Рокко, я был готов двинуть на Запад в свой самый первый раз.
Дин уехал первым. Мы с Карло провожали его на станции Грейхаунда на 34-й улице. Там наверху было место, где можно было сфотографироваться за двадцать пять центов. Карло снял свои очки и выглядел зловещим. Дин повернулся в профиль и выглядел застенчивым. Я снялся анфас, и от этого стал похож на тридцатилетнего итальянца, который убивал любого, кто сказал что-нибудь против его матери. Карло и Дин аккуратно разрезали этот снимок бритвой и сохранили по половинке в своих кошельках. Дин был одет в настоящий западный деловой костюм для своей большой поездки обратно в Денвер; он завершил свой первый полёт в Нью-Йорк. Я говорю «полёт», но он только и делал, что вкалывал на парковках как собака. Самый фантастический парковщик в мире, он мог на скорости сорок миль в час тормознуть задом и встать у стены, выскочить, протиснуться между крыльев, заскочить в другую машину, крутануть её на полста миль в час в узком пространстве, мягко вштырить в тесный проём, сгорбиться,