а что именно – не совсем понятно.
Потянулась череда пациентов. В основном это были пенсионеры. Как и в районной поликлинике. А ещё говорили, что у пенсионеров денег нет. Посетители в бюджетной клинике и в этом вылизанном по европейским стандартам медцентре почти не отличались друг от друга. Иногда Света начинала думать, что выбрала не ту работу. Нет, дело своё она любила, но ведь ездит же кто-то по миру, в командировки, на переговоры, занимается чем-то интересным. Кто-то и вовсе работает с артистами, певцами, организовывает концерты, кто-то снимает кино или участвует в съёмках сам. Да мало ли интересных профессий есть на земле! Археолог, например, или геолог! Да тренинг-менеджер, на худой конец! А что она видит? Бесконечную череду очкариков, медицинские карты, коридоры, белые халаты… Годы уходят, жизнь наматывается тонкой нитью на бобину судьбы, уж скоро и кончик этой нитки может показаться, а всё ничего не происходит. Наверное, правильно говорят: каждый человек – творец своей судьбы. Только у Светланы не получалось творить.
…Он позвонил, когда Свету уже совсем захлестнуло отчаяние. Она даже не ожидала, что может так ждать звонка от почти не знакомого человека. От мужчины, которого облила колой. И с которым несколько часов болтала ни о чём и обо всем сразу.
Гера пригласил кататься на снегоходах. Это была какая-то новая жизнь – совершенно другая, неожиданная и яркая. Такая, какую показывают в кино, про которую шушукаются скучные домохозяйки, лишённые драйва. И Светлана стала частью этого острого, щекочущего нервы мира, полного новых ощущений и впечатлений.
– Гера – это Герасим, что ли? – недовольно спросила Лялька, растянувшись в ординаторской на диване, как Даная, с той лишь разницей, что Даная была не совсем одета, а задубевшая на морозе Гольдберг была не совсем раздета – она так замёрзла, что возлежала в расстёгнутом пуховике и никак не решалась его снять. Игнат Павлович сделал ей горячий чай с лимоном и теперь восхищённо поглядывал на мощные Лялькины ляжки, втиснутые в джинсы. – Я Тургенева читала, не подходит ему это имя.
Светлана, которая в паспорт к кавалеру не заглядывала и довольствовалась выданным ей именем «Гера», озадачилась.
– Чего сразу Герасим-то? А если и так, то очень оригинально.
– Тут надо учитывать, что оригинален в данном случае не он, а его родители, которые, не будем исключать возможные риски, могут стать членами твоей семьи. А чужие родители – это такое дело…
– Да-да, – неожиданно поддержал Ляльку Игнат Павлович и опечалился, вспомнив что-то своё. У него даже уголки губ опустились, а брови сошлись в грустный «домик».
– Вот, – обрадовалась поддержке Гольдберг. – Чем родители проще, тем лучше. И чем дальше, тем тоже лучше. Вот они где живут?
– Лялька, ты совсем уже? Да какая разница? Я не спрашивала даже. Надо будет, сам скажет, – начала раздражаться Света. – Предугадывая твои следующие вопросы, могу сказать, что фамилию я тоже не спрашивала, адресом не интересовалась и характеристику с места работы не требовала.
– Улановская,