Одного под зад коленом, а второго – шишки считать на Колыму, пусть свои жиры растрясет.
– Неплохо бы, конечно, взять паршивцев за холку, но… – Шеф военной контрразведки развел руками. – Как говорил наш Верховный главнокомандующий, «поймаем этих, пришлют других, более умных. Лови их тогда». Пусть пока работают под нашим контролем. А вот кто консультировал Хомяка, кто ему достает бланки и составляет запросы, надо обязательно выяснить. Ведь не из дружеских чувств ему помогают.
– Есть возможность подвести к этому помощнику нашего агента Эфу, он большой специалист по втиранию в доверие. Все контакты Хомяка высветит не хуже чем рентгеном.
– Специалист, говоришь? Это хорошо. Давай план мероприятия, я завизирую.
– План готов. – «Топтун» достал еще несколько листов компьютерного текста. – Товарищ генерал, а что с «Забиякой»? Юсупова будем предупреждать?
– Зачем предупреждать? Группа подполковника направлена в Севастополь с заданием противодействия шпионскому проникновению. Сергей Евгеньевич опытный контрразведчик, и его не стоит подгонять.
Закончив изучать план по подводке агента Эфы, генерал красным цветом размашисто вывел разрешающую резолюцию.
– Командир на мостике, – звенящим голосом доложил вахтенный. Все находящиеся на мостике офицеры вытянулись по стойке смирно. А старший помощник Ртищев, развернувшись на одном каблуке, вскинул правую ладонь к виску.
– Товарищ капитан второго ранга, за время вашего отсутствия никаких происшествий не произошло, докладывает старший помощник командира корабля…
– Вольно. – Тутов прервал доклад.
– Вольно, – эхом отозвался Ртищев, и на мостике будто ослабили невидимую струну, офицеры вернулись к привычным занятиям.
«Забияка» шел уже третьи сутки, далеко за кормой остались проливы Босфор и Дарданеллы, Эгейское море и остров Крит. Впереди раскинулись Средиземное море и загадочные земли побережья Северной Африки.
Командир «Забияки» занял капитанское кресло, положив на подлокотники обе руки, его взгляд непроизвольно остановился на бирюзовой бесконечности моря. Этот пейзаж Игорь Петрович любил с детства, наверное, поэтому и выбрал профессию моряка, впрочем, не только из-за любви к морским картинам. Позже он хотел стать гардемарином. Это слово в сознании подростка отдавало соленой романтикой кругосветных путешествий и отзывалось в ушах юноши артиллерийской канонадой, звоном абордажной стали и визгом картечи. В своих мечтах паренек видел себя то отчаянным рубакой-корсаром, то славным флотоводцем, уничтожающим басурманские галеры.
За время учебы в военно-морском училище романтики поубавилось, и на ее место пришел сухой прагматизм. Мечтания и грезы поблекли, как вечерние сумерки, а восприятие текущей жизни разделилось на две категории – выгодно и не выгодно. Теперь поговорка «Плох тот моряк, который не мечтает стать адмиралом» приобрела совсем другой смысл. Даже самый