Вниз по матушке по Харони. Михаил Липскеров

софы на одну из белых ног Марусеньки, цапает ее, отчего Марусенька начинает ее чесать в ритме «Оренбургского пухового платка». И вся команда понимает, что дело идет как-то не так. А может, и так. Может, в этой свирели и заключается соль земли Русской. Только ее что-то многовато. И тут к ним выходит мэр сельца Кудыкино и предлагает заплатить пошлину за проплыв через суверенные воды сельца Кудыкино. Иначе Лель играть не прекратит, и они тут навечно застрянут. Эта свирель играет роль шлагбаума. Ну, делать нечего, пришлось Калике Переплывному доставать заветный золотой пердонец. И Лель, который и сам уже слегка охренел от своей игры (с утра он уже шпарил для круизного парохода «Иван Сусанин», а в полдень – для авианосца «Мичман Панин», который шел с дружеским визитом к берегам Турции), после уплаты пошлины играть прекратил, слез с горы и погнал коров на дойку, чтобы загнать приплывшим парное молоко, масло, сметану и какой-никакой творог. И это весьма и весьма кстати, потому что от шиномонтажной трапезы типа шести видов долмы душа горит и просит желудочно-кишечной диеты. Да и Клопу после ядреной Марусенькиной кровушки тоже диета требуется. Поэтому, как только Калика Переплывный расплатился за молоко, масло, сметану, какой-никакой творог, ну и за липовый лосьон, тем же золотым пердонцем, так Клоп Леля в губу, от свирели утомленную, и цапнул. И тут же спрыгнул к себе на софу. И заснул счастливый. И с тем все и уплыли. А Калика Переплывный сунул руку в карман, чтобы проверить, на месте ли золотой пердонец. А где ж ему, родимому, быть – здесь, красавчик, в кармане. И на какой-то самый малый момент в голове Калики Переплывного мелькнула мысль, а не в этом ли золотом пердонце и кроется соль земли Русской. Но он тут же прогнал ее прочь. Потому что негоже отечественному Калике Переплывному соль земли Русской на злато менять. Хотя бы и неразменное.