и рыбной котлеты, которое могло обойтись в минимально возможную сумму. Съедал купленное за полторы минуты. И оставался голодным.
После учебы, в спортзале, я на какое-то время забывал о голоде. Потому что было гораздо важнее отжаться нужное неизвестно кому количество раз или ударить своего товарища, пока он сам не ударил меня. Но даже во время тренировки голод иногда возвращался наглыми сосущими приступами под нижними ребрами.
Когда я приходил домой, я съедал большую железную миску того, что приготовила сестра. Обычно это были тушеные овощи или борщ. Она изо всех сил старалась экономить мясо и распределять его равномерно между детьми, мужем и мной. Я ощущал себя виноватым из-за того, что ем так много. И поэтому старался не есть мяса. Да, его почти и не было. Часто приходилось есть борщ – вареную капусту и картошку в бульоне, сделанном из пары бульонных кубиков. Сколько я не набивал желудок такой пищей, я все равно был голодным.
Я понимал, что мой организм требует энергии. И мне, пожалуй, стоит бросить тренировки – тогда я не буду так сильно хотеть есть. Но я считал голод постыдным чувством и не хотел, чтобы он что-то значил в моей жизни.
Наверное, благодаря голоду я и пошел работать. Когда умер отец, мама уже не могла присылать мне деньги каждый месяц. Стипендия была слишком маленькой, чтобы прожить на нее хотя бы неделю. И однажды, в самом начале сентября, когда листья на тополях только начали становиться сухими, я вошел в зал, подошел, не переодеваясь, к тренеру и сказал:
– Леша, помнишь, ты говорил, что не прочь взять меня в инструкторы?
– Конечно, – сказал он.
– Я в твоем распоряжении, – сказал я.
Так сбылась моя школьная мечта. Хотя я мечтал стать учителем физкультуры, а не инструктором по тхэквондо версии WTF.
В школе я не ходил на уроки физкультуры, и в аттестате напротив слов «физическая культура» у меня стоит прочерк.
А в секцию тхэквондо я попал только потому, что возле расписания предметов в нашем корпусе университета, появилось объявление. Там был нарисован летящий нараскоряку злой кореец, и говорилось, что в городе открывается первая секция тхэквондо.
Я понятия не имел, что это такое. Но кореец выглядел очень мужественно.
Первые полгода я не мог нормально выполнить даже разминку. Я выдыхался на каждом упражнении. Мои руки и ноги не слушались меня до такой степени, что я быстро привык считать себя самым корявым человеком из всех живущих. Иногда, во время тренировки, когда я стоял где-нибудь в последнем ряду группы и выполнял двести двадцатый или триста первый мах ногой, на меня наваливалось жуткое одиночество. Я сам себе не мог объяснить, что я делаю, и какой это имеет смысл. Хотелось тут же уйти из зала и не возвращаться больше никогда. И каждый раз я просто заставлял себя сделать еще один мах. Просто еще один мах. Раз за разом – просто еще один.
В университет я обычно приходил на полчаса раньше своих одногруппников. Я медленно ходил по пустым коридорам, разглядывал редких